Он глубоко вдохнул очень холодный, очень острый запах Венеции, повернулся и пошел по хрустящей замусоренной середине площади к базилике, где ждали его мисс Ивенс и Виктор-колумбиец.
Подойдя к базилике, он понял, что ноги его промокли. Лаковые туфли, несомненно, придется выбросить после этого путешествия, однако немедленным последствием было то, что промокшие ноги замерзли до ломоты в пальцах. Спутников его у входа не оказалось, посему Галант вошел внутрь базилики. В группе ближайших ко входу колонн он заметил спиной к нему салатное пятно плаща мисс Ивенс и плащ и темный затылок Виктора. Одной рукой Виктор обнимал мисс за талию, отчего бесформенный плащ собрался в многочисленные складки и углом приподнялся над полом базилики. Американец приблизился к приятелям и, к своему удивлению, обнаружил, что мисс Ивенс… раскуривает джойнт, прикрывшись локтем Виктора и своей сумочкой.
— Crasy people… В церкви?
— О, нас никто не видит. Чтобы усилить впечатление. Я хочу еще раз полюбоваться золотым покрытием алтаря, но уже в хай-состоянии. В нем шесть тысяч камней, Джон. Представляете себе? Хотите потянуть?
— Crasy people… Хочу.
— Это все Фиона. — Виктор насмешливо поглядел на мисс и прижал ее к себе.
— Наклонитесь к джойнту, — сказала мисс. — Нет, подождите. Пусть тип пройдет.
Мимо проковылял старик в черном костюме и черном свитере под горло, таща под мышкой несколько больших и толстых свечей. Пройдя компанию, старик оглянулся на них.
— Он учуял марихуанный дым, — шепнул Галант.
— Ну что вы, — пропела мисс, — в таком огромном помещении запах тоненького джойнта не уловить. Посмотрите, сколько пространства над нами, и я скрутила совсем небольшой джойнт. Наклоняйтесь же, он уже далеко!
Зачем-то сняв с шеи фуляр и сунув его в карман, Галант наклонился к руке мисс Ивенс. Клеть руки мисс спрятала в сумку. Тонкий дымок тянулся из сумки, прилипая затем к телу колонны. Взяв руку мисс, Галант приник губами к сплющенному срезу джойнта и глубоко затянулся. Он также захотел посмотреть на знаменитый алтарь в хай-состоянии.
16
Отвернувшись к колонне, заслоненная спинами мужчин, мисс Ивенс изготовила второй джойнт уже с помощью машинки. Обнаглевшие, они принимали теперь куда меньше предосторожностей и пустились в путешествие по базилике, передавая друг другу курящийся, как куча горелых листьев в Люксембургском саду, цилиндрик. Мисс не забывала расхваливать в промежутках между затяжками мраморы и мозаики базилики. И собственную компанию.
— Мы очень хорошие. Мы трагичные и трогательные. — Мисс Ивенс взяла мужчин за руки. — Мы лучше всех здесь. Посмотрите на тупое лицо скандинавского юноши.
Она повернула спутников в нужном направлении. И они действительно увидели тупое, непроявившееся до конца, здоровое краснощекое лицо с несколькими прыщами на щеках. Как будто у природы не хватило дыхания, и она недодула, недоделала лицо, как не распускается до конца самый отдаленный стеклянный цветок в гирлянде, ибо по пути к нему ослабевает струя дыхания стеклодува.
— Видите! — Мисс Ивенс поняла, что они увидели то же, что видела она, и восторжествовала. — Почти у всех, обратите внимание, такие же лица. Тупость и боязнь жизни написана на них. Большая часть населения любой страны — недоделанные природой идиоты. Завершенный человек — редкость. Поглядите на старуху! Человека возможно определить по его физиономии безошибочно. Он может не представлять себя, достаточно лица. В лице — все. У олд леди осталась одна радость в жизни — она любит вкусненькое. Обратите внимание на то, как она машинально перебирает губками, будто и сейчас жует…
Впереди у алтаря священнослужители замышляли нечто, группировались и перегруппировывались, вооруженные свечами. Надевали через голову тяжелые церковные одежды. Передавали из рук в руки большие свечи. Толкались, как школьники на большой перемене. Даже повизгивали. Ничуть не смущаясь присутствием уже довольно многочисленной толпы. Намечалось какое-то церковное мероприятие.
— Мы должны остаться и посмотреть! Я уверена, что будет очень красиво. Останемся, а, Джон? Ну пожалуйста!
«Что это она?» — подумал Джон, не поняв настроения мисс. Он не предлагал приятелям уйти. Возбужденная, — несколько авокадо-прядей упали на лоб, покрывшийся пятнами, шарф в беспорядке свалялся на шее, также покрывшейся пятнами поверх глубоких складок, — мисс Ивенс глядела на него с мучительной гримаской трагической актрисы.
— Ну разумеется, останемся! — поспешно согласился он, пытаясь вспомнить, кого она ему напоминает. Кого?
— Спасибо!
Улыбка. Авокадо-волосы. Горячие губы мисс Ивенс приклеились к руке Галанта. Может быть, она над ним смеется? Ах да, они же накурились травы… Заслоняя церковь, толпу зрителей и, наконец, сгруппировавшихся в колонну священнослужителей, появились крупным планом на всю церковь ретроспектированные шерстистые шары Виктора, надвигающиеся на разветвленные белые ноги мисс Ивенс. С блондинистых волос в ущелье разветвления мисс, как воск со свечей, спадали белесые капли… Галант внезапно нашел, на кого походит сейчас в базилике, здесь, мисс Ивенс. На святую безумицу рок-н-ролла, на Джанис Джоплин. На известное, 1970 года, фото CBS, где Джанис в дурацкой меховой шапке с брошью боком сидит на круглом табурете и одна рука ладонью вверх выставлена на зрителя. Улыбочка широкого привольного безумия… Брюки, блузка с рукавами буфф, несколько рядов бус свисают с шеи меж ног, падая на табурет. Святая юродивая.
Задвигались и пошли по четыре в ряд, негромко запевая, начиная неизвестный ему католический гимн, священнослужители. В первой шеренге шагали дети — мальчики лет, может быть, от десяти. Их тонкие плечики заострялись вверх из широких священнослужительских юбок. Голоса звучали звонко и печально. Каждый, напрягшись, держал в руках тяжелую свечу. У крайнего в ряду мальчишки в углу засохло темное пятно.
— Шоколад, Виктор! — прошептала сзади мисс Ивенс. — Шоколад! — повторила она, сжав локоть Галанта. — За шоколадку такой мальчик позволит старшим делать с собой что угодно.
* * *
Теплой волной горячего воска ударило в лица толпы. Сзади щелкнул затвор запрещенного фотоаппарата. Религиозный парад двигался не быстро. Рода войск не сменялись, но постепенно увеличивался возраст участников. Юные бледные ангелы сменились пятнадцатилетними или семнадцатилетними ушастыми гориллами с нечистой кожей и несформировавшимися еще в лицо чертами.
— Тяжелая стадия мастурбации, — комментировала мисс Ивенс.
У нескольких были кирпично-розовые щеки деревенских парней. Мелкие, неинтересные, очень южные черты лица изобличали абсолютную незначительность персонажа.
— Бедные семьи отдают детей в священники. Хорошая карьера в Италии, — щепнула недоброжелательная комментаторша.
Горбоносый, обритый наголо, на них оскалился и им подморгнул, проходя, парень. С таким лицом он вполне мог бы шествовать из зала суда, сопровождаемый двумя карабинерами. И так же подморгнул бы им, толпе.
