Наряду с нервными центрами, при воздействии на которые наступал «долгий сон», существовало десяток точек, лёгким нажатием на которые можно было даровать врагу «вечный сон».
Гурудева старательно обучил Саида всем бойцовским премудростям, но не упустил возможность прочитать нотацию о непреходящей ценности человеческой жизни, закончив банальные рассуждения расхожей фразой о том, что спор выигрывает тот, кто смог его избежать. Саид всё новое впитывал в себя, как губка, но эти знания не были особыми знаниями, ради которых его послал Швейк.
Однажды, в канун сезона дождей, среди монахов прошёл слух, что два послушника, собирая в предгорье целебные травы, встретили заплутавшего путника, у которого была нежная белая кожа и копна рыжих волос. Под мешковатым походным костюмом незнакомца скрывалось тело зрелой женщины. Так как женщинам вход в монастырь был строжайше запрещён, её поселили в старом шалаше, недалеко от главного входа в монастырь.
Весть о рыжеволосой женщине, неизвестно зачем поселившейся возле монастыря, почему-то сильно взволновала Саида, и он, подчиняясь какой-то неведомой силе, как только ночная прохлада коснулась земли, пришёл к шалашу. Он стоял и не знал, как поведёт себя дальше, но то, что ему надо увидеть эту женщину, он знал точно.
Так он стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока из шалаша не вышла рыжеволосая красавица. Саид понимал, что после годичного воздержания красавицей ему покажется любая простушка, но эта женщина действительно была очень привлекательна, и ещё в её облике было что-то неуловимо знакомое.
— Здравствуй Саид! — улыбнулась женщина и протянула ему руку. — Я ждала тебя! К сожалению, монахи или не понимали моего английского, или сознательно не обращали внимание на мою просьбу о встрече с тобой. Судя по твоему напряжённому выражению лица, ты меня не помнишь. Я Кэрролл, врач. Я лечила твою раненую голову.
— Хай, Кэрролл! — поздоровался Саид и впервые за год почувствовал стыд за свой наряд.
— Я пришла за тобой, Саид! Помнишь, ты просил Швейка прислать за тобой того, кого ты знаешь в лицо? Так вот я и пришла. Ты нужен своей стране!
— Я теперь человек Мира, и не принадлежу ни к одной нации. У меня нет родины, — не очень уверенно произнёс Саид, не в силах отвести взгляда от расстёгнутой у собеседницы на груди блузки.
— Понятно! — с усмешкой произнесла Кэрролл. — Ты ещё на пути к Абсолютной Истине. Ну, это дело поправимо! Надевай штаны и добро пожаловать в цивилизованный мир.
Уже сидя в самолёте рядом с Кэрролл, он вспоминал прощание с учителем.
— Я знал, что это может случиться, — после небольшой паузы сказал гуру, когда увидел взволнованного Саида. — Можешь ничего не говорить, я знаю, что женщина с рыжими волосами и неискренним взглядом пришла за тобой. Ты пойдёшь за ней в свой мир — мир, полный мерзостей и соблазнов! Но я спокоен за тебя, мой ученик: чтобы ни случилось, ты никогда не сможешь стать прежним. Ты уходишь, обогащённый новыми знаниями. Пусть ты не достиг совершенства и не познал Абсолютную Истину, зато ты обрёл своё лицо и нашёл в этом мире своё место под солнцем. Поверь мне — это немало! Я отпускаю тебя со спокойным сердцем. Да будет внешний мир мал внутри тебя! — произнёс напоследок гуру, положив ему сухую ладонь на выбритый лоб.
На этом прощание закончилось. Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны, чтобы больше в этой жизни никогда не встретиться. На душе каждого из них не было печали: Саид был в самом начале жизненного пути и радовался каждому прожитому дню, а для его учителя жизнь была бесконечной цепочкой превращений, и мелькающим, словно в калейдоскопе, событиям он не придавал особого значения.
Ничего не поделаешь — у каждого своя карма!
— Куда мы летим, в Рим? — поинтересовался Саид у попутчицы, которая беззаботно потягивала слабоалкогольный коктейль.
— Не совсем, в Риме у нас будет короткая остановка, после которой ты отправишься в Германию, в тихий уютный городок Гале.
— Зачем?
— В Германии хорошие врачи, тебе нужно подлечиться. Руководство уже оплатило полный курс реабилитации.
— Руководство чего или кого?
— Наше с тобой руководство. Я имею в виду «Бюро», его Директора и подчинённый ему управленческий аппарат.
— Я здоров: моё сердце бьётся ровно, моя душа находятся в гармонии с моим телом. Я могу обходиться малым, и моя плоть будет подчиняться мне. Мой дух силён, как никогда…
— Верю! — перебила его Кэрролл. — Охотно верю, но тебе предстоит годичный курс обучения, и понадобятся дополнительные силы, к тому же мы обязаны проверить кандидата на предмет профессиональной годности.
— Я кандидат? Для чего?
— Со временем ты станешь опытным оперативником, — усмехнулась Кэрролл. — Возможно, самым опытным! В «Бюро» поговаривают, что у тебя очень большой потенциал и на тебя возлагают большие надежды. Возможно, ты станешь самым молодым резидентом в истории нашей спецслужбы, и однажды к тебе придёт молодой человек или юная девушка, и ты ей будешь говорить те же слова, которые я говорю тебе сейчас. Дальше продолжать?
— Не надо.
В иллюминатор заглянуло солнце, и Саид, закрыв глаза, послал светилу слова приветствия. По устоявшейся привычке он начинал новый день с медитации.
Через месяц после реабилитации, будучи в Риме, перед тем как дать согласие на работу в «Бюро», Саид спросил одного из трёх присутствовавших при беседе мужчин: зачем его было посылать в монастырь? Какой был в этом смысл? Ведь если бы «Бюро» действительно стремилось добыть у монахов ценную информацию, то стоило бы послать опытного сотрудника, а не его — зелёного, как весенний бамбук, юнца, который не знает даже азов оперативной работы.
Собеседник еле заметно дёрнул щекой и на его невыразительном, словно затёртом временем, лице отразилось слабое подобие улыбки.
— Это был тест, — ответил разведчик. — Тест на выживаемость. Ты его прошёл с блеском. Более того, ты не только выжил, но и приобрёл очень ценные знания и навыки, которые тебе пригодятся в будущей работе. А то, зачем тебя посылал твой куратор, «Бюро» давным-давно известно.
На этом беседа и закончилась.
По прибытию в Гале его поместили в небольшую, но уютную клинику, которая пряталась на окраине города в густых кустах сирени. Персонал клиники сносно говорил по-английски, и ещё лучше по-русски — сказалось длительное пребывание в городе частей Советской армии. Сама клиника блистала чистотой. После годичного проживания в пещерном монастыре, где личная гигиена монахов оставляла желать лучшего, Саиду показалось, что весь персонал клиники помешан на чистоте и стерильности. В первый же день после того, как его поселили в отдельную палату с кондиционером и видом на городской парк, его осмотрел доктор Клаус — сорокалетний мужчина с холёными руками и в скрипящем от крахмала белом халате.
— Удивительно, как Вы, господин Гаджи, ещё живы? — удивился врач. — У вас же крайняя степень истощения! Я пропишу Вам щадящие процедуры, плюс полный курс витаминов, усиленное питание и, конечно, полный покой.
