— Теперь уже скоро, — сказал он, — очень скоро. Что ж, продолжайте, пока можете. Ведь даже теперь идет распределение жребиев.
Тем не менее он простоял еще несколько секунд неподвижно, молча — статуэтка рока.
— А теперь, — прошептал он, — а теперь… И сперва…
Его больше не тревожило, что он забыл шумерский язык.
Ночью он вновь обрел дар многоязычия; в темноте он бормотал неведомые слова и понимал их.
— Кха-кха, — сказал он. Выражение, общее для многих языков, расчищающее путь для возвращения через пять тысяч лет забытых звуков для обновленного употребления в мире людей.
— Дадендо Физзогго Грандиозо Великолендодидодо… да, — прошептал он. — Совлечение Покрывала с Лика. Первое Откровение. Тогда, быть может, они увидят!
И он медленно спустился по ступеням, обыскивая взглядом конвергирующиеся фасады Черч-Ярда в поисках вывески или иного признака парикмахерской.
Глава II
Обретение учеников
1
В рассказах и мнениях о том, в каком порядке и как именно Саргон обретал последователей, уже существуют значительные разногласия. К счастью, мы располагаем возможностью изложить эти обстоятельства со всей необходимой точностью, а также весомостью, которая предвосхитит и обезоружит самую дотошную придирчивость. Была примерно половина седьмого вечера, когда Саргон вышел на Чипсайд, и движение на этой оживленной городской магистрали уже замирало. Его лицо преобразилось и словно бы испускало матовое сияние, которое создается только самым тщательным и изнуряющим бритьем. Ему была возвращена юношеская гладкость. Щечно-губная грива, пышнейшие усы, которая так долго укрывала его лик от человечества, упокоилась клочьями волос и мыльной пены в тазике парикмахера. Лицо теперь было таким же открытым всем взглядам, как лицо юного Александра Македонского — свежее, искреннее, невинное, говорящее ясным, ни через что не процеженным голосом. На нем играл естественный румянец волнения, и оно плыло над Чипсайдом, изучая физиономии встречных в процессе неимоверно важных мистических поисков. Синие глаза под благообразной шляпой горели огнем. Вот этот? Или вон тот?
2
Первым призванным суждено было стать молодому человеку из Лейтонстона по имени Годли, молодому человеку с крупным, серьезным до мрачности серым лицом и важной медлительностью речи, смахивавшей на заикание. Он нес микроскоп в деревянном футляре. Он был студент-биолог, специализирующийся на цитологии, по природе очень вежливый, склонный к точности и раздумчивости во всем, что говорил и делал. Он шел от станции «Ливериуль-стрит» к институту Биркбека кружным путем, потому что до начала занятий оставался почти час. Он остановился на краю тротуара, на углу, собираясь перейти улицу и выжидая, чтобы проехали два фургона, когда зов настиг его.
Он увидел рядом с собой глянцево выбритого низенького человека, очень сосредоточенного, чьи синие глаза быстро обшарили его лицо, и тут же на его локте сомкнулись пальцы.
— Я думаю, — сказал Саргон, — это вы.
Мистер Годли не был лишен юмора, и хотел было ответить, что он, безусловно, он, но обычная медлительность речи, отчасти природная, но главным образом культивируемая, заставила его остановиться на «безусловно», и он все еще рассекал профилем воздух, когда вновь заговорил Саргон.
— Мне нужна ваша помощь, — сказал Саргон. — Начало великому делу положено.
Мистер Годли забился в конвульсиях сообщения, что в его распоряжении добрая часть часа, и он готов оказать любую посильную помощь при условии, что ему объяснят, для чего она требуется. Ведь его время ограничено. Он никак не может опоздать в Биркбек на занятия. Саргон не обратил ни малейшего внимания на смысл различных звуков, которые откусывал и проглатывал мистер Годли. Он, крепко держа своего пленника за локоть, повлек его вперед, жестами свободной руки поясняя всю важность обращенного к нему призыва.
— Вы, я замечаю, молодой человек, подвизающийся в области науки. Ваши знания понадобятся. Не знаю, узнали вы меня или нет — ваша память еще может страдать провалами, — но я узнал ваше лицо — главы мудрецов при нашем древнем дворе. Да-да, главного среди наших мудрецов.
— Н-н-е у-у-верен-н-н, ч-ч-то я в-вас п-п-понял, — сказал молодой человек. — М-м-моя раб-б-бота п-п-пока в-в-вряд ли извест-т-тна.
— Мне известна, — категорично объявил Саргон. — Я вас разыскивал. Пусть мое скромное инкогнито вас не обманывает. Поверьте, за мной стоят колоссальные силы. Вскоре все люди просветятся. Век сумятицы близится к концу, начинается новый век. Мы первые две частицы, самые первые, в великом выкристаллизовывании…
— К-к-куда мы, с-с-собственно, ид-д-д-ем? — осведомился молодой человек.
— Доверьтесь мне, — мужественно сказал Саргон. — Держитесь меня.
Молодой человек боролся с двумя-тремя сложными вопросами, но тут под магическую силу зова попали три новых индивида, и вопросы молодого человека выпаливались по кусочкам в неслышащие уши. Эти новые последователи стояли небольшой группой возле маленькой, почти безголосой шарманки, на которую был водружен плакат, гласивший: «Нам нужна работа, а не благотворительные подачки, но в так называемой цивилизованной стране для нас работы нет!» Одеты они были в выцветшую солдатскую форму, и ни одному из них не было и двадцати пяти.
— Нет, вы только посмотрите! — сказал Саргон. — Разве не пора начаться новому веку?
Он обратился к тому, что стоял справа от шарманки.
— Все это необходимо изменить теперь же, — сказал он. — У меня есть для вас работа.
— А! — откликнулся недавний солдат голосом человека, получившего хорошее образование. — И какая?
— Мы не волыним, — сказал шарманщик. — И согласны. Если работенка нам по силам. Мы дурака не валяем. Что за работа-то?
— Шиллинг за час? — спросил третий.
— Больше. Много больше. А работа важная и очень ответственная. Жатва! Чудесная жатва! Вы будете вести других. Следуйте за мной.
— Далеко? — спросил тот, кто ответил ему первый.
Саргон сделал жест, удачно замаскировавший тот факт, что никакого ясного плана у него нет, и зашагал впереди них по тротуару.
— Веди нас, Макбет! — сказал шарманщик и вскинул шарманку за спину. Двое других бывших солдат обменялись мнением, что все вроде бы в порядке, да и вообще надо посмотреть, что им предлагают. Мистер Годли, шагая бок о бок со своим вождем, предпринял сильнейшую и в конечном счете тщетную борьбу с очередным вопросом.
Следующий ученик был не столько призван, сколько врезался в растущие ряды саргонистов. Это был высокий джентльмен с кожей сочного коричневого цвета, курчавыми волосами и широкой обезоруживающей улыбкой. Одет он был в прямо-таки излучающий свет серый сюртук — розовый галстук, желтые штиблеты и шляпа, не уступавшая в солидности шляпе самого Саргона, довершали его костюм. Крупные, почти медного оттенка пальцы протягивали листок бумаги, а сочный мощный бас произнес: «Извините!» Вверху листа было напечатано «Лин и Маккей, 329, Лиден-холл-стрит», а ниже написано чернилами: «Мистер Кама Мобамба».
