Пора кормить нам хомяка…
О да, нам Вре-мя жрать,
Настало вре-мя жрать,
Ты за добавкой, прибежишь, наверняка!
Ах, это вре-мя жрать,
О вре-мя жрать!
Ничего нового нет ту-у-ут…
На Смерть плевать,
Когда вре-мя жрать…
Приятно, ec-ли с нами жрууууут!
Следующий рефрен — солдаты и матросы хором первые восемь тактов, девчонки — вторые, генерал Виверн поет следующие восемь соло и tutti под завязку. Затем приходит черед рефрена для укулеле, казу и так далее, а все танцуют, черные шейные платки хлещут повсюду, будто усы эпилептических негодяев, распускаются воздушные ленты, и локоны-беглецы выбиваются из тугих валиков, подолы юбок взметаются, обнажая сверкающие коленки и подвязки, окаймленные довоенным клюни, — хрупкий полет дымчатых летучих мышей под здешним белым электричеством… на последнем рефрене мальчики кружатся по часовой стрелке, девочки — против, ансамбль распускается розочкой, из сердцевины коей рассеянно лыбится гонобобель генерал Виверн, кружка с крышкой простерта, его ненадолго подымают стоймя, аки тычинку.
Едва ли не единственный, кто в этом не участвует, опричь двух рыщущих хирургов, — матрос Будин, коего мы оставили, если помните, за ванным окучиванием на берлинской фатере у Зойре Обломма. Сегодня вечером он безупречен и при белом параде, морда невозмутимая, сам тверез, слоняется среди гуляк, густо пуская волосяную поросль из рукавов и V-выреза фуфайки — поросли так много, что на прошлой неделе он перепугал и потерял гонца с театра КБИ чуть ли не при тонне бханга: гонец принял Будина за водоплавающую разновидность легендарного йети, сиречь ужасного снежного человека. Дабы хоть отчасти компенсировать профуканное, сегодня Будин популяризует Первый Международный Матч На Ложковилконожиках между своим сослуживцем Всяком Подзором и английским коммандо по имени Сент-Джон Кутырь.
— Делайте ваши ставки, да да шансы равны, 50/50, — провозглашает обходительный крупье Будин, проталкиваясь сквозь собравшиеся тела, многие — далеко не вертикальны, в одном его косматом кулаке зажат ком оккупационных бон. Другою же рукой время от времени он оттягивает распашистый воротник фуфайки и сморкается в него, вплеснивает, помаргивая, горловину футболки, а над головой лампочки танцуют на ветру от его кильватерной струи, и несколько теней Будина плещутся во все стороны и сливаются с чужими.
— Приветствую, гад, нужен опиат? — Красненькие глазенки в обширном розовом «джелл-о» мордени и алчная ухмылка. Это Алберт Криптон, салага-санитар на борту «Джона 3. Бяки», а теперь вот извлекает из тайного кармана фуфайки стеклянный пузырек с белыми таблетками. — Кодеин, Джексон, это прекрасно — держи.
Будин люто чихает и вытирает сопли рукавом.
— От блядской простуды, Криптон, не поможет. Спасибо. Всяка видал?
— Он в отличной форме. Когда я зашел, он упражнялся напоследок возле трюмных помп.
— Послушай, старина, — начинает предприимчивый митроха. Это дешифруется в 3 унции кокаина. Будин отслюнивает несколько мятых бумажек. — В полночь, если можно. Обещал ему, что встретимся «У Путци» после боя.
— Заметано. Эй, а под казармами ты давно проверял? — Судя по всему, возвращенцы с КБИ собираются и играют в шарики катышками опия. Если набил руку, можно выигрывать сотнями. Санитар Криптон прикарманивает денежки и покидает Будина, пока тот разминает большой палец и раскидывает мозгами; затем движется дальше, тут пощупает, там помацает, задержится испить хлебного спирта с грейпфрутовым соком из снарядной гильзы, а между тем толкнет таблетку-другую кодеина. На него кратко наваливается паранойя, когда появляется пара «красных шапочек»: поглаживают дубинки да поглядывают на него — ему кажется, со значением. Он выскальзывает в ночь, линяет, закладывает виражи в темном небе. Полагается на личную свою смесь, известную под названием «Криптонова Синева», посему держит головокружительный курс к диспансеру, и не всякий миг в пути отмечен глубоким вниманием.
Внутри его толкач, аптекарь Птичбери, дирижирует последним актом «La Forza del Destino»
[344]
, коей трещит «Радио Люксембург», а заодно подпевает. Пасть его захлопывается, когда на рулежную дорожку въезжает Криптон. С ним вроде бы гигантский разноцветный свин, причем плюшевый ворс его шкуры местами реверсированно взъерошен, что расширяет спектр возможных оттенков.
— Микрограммы, — Криптон театрально лупит себя по башке, — ну да, микрограммы, не миллиграммы. Дай мне чего-нибудь, Птичбери, у меня передоза.
— Шш. — Высокий лоб фармацевта то собирается оперными перекрестными морщинами, то вновь разглаживается. Криптон заходит за полки и, пока опера не завершается, созерцает освещенную комнату сквозь пузырек камфарной настойки опия. Возвращается как раз в тот миг, когда свинья спрашивает:
— Ну а куда еще он мог направиться?
— У меня из третьих рук, — Птичбери кладет шприц, который был у него за дирижерскую палочку. — Спроси вот у Криптона, он больше крутится.
— Приветствую, сивка, — грит Алберт, — сделаем прививку?
— Я слыхал, сегодня вечером Шпрингер должен подъехать.
— Впервые слышу. Но двигай к «Путци», чего ты. Там как раз такое и варится.
Свин подымает голову к часам на стене:
— Да у меня сегодня не график, а укатайка.
— Слушь сюда, Криптон, в любую минуту может нагрянуть одна шишка из ГОРО, поэтому что там у тебя, сам понимаешь… — Они торгуются за три унции кокаина, свин вежливо отступает полистать старые «Новости мира». Через некоторое время, примотав последний кристаллически-набитый пузырек пластырем к голой ноге, Криптон приглашает всех на бой ложковилконожиками. — Будин держит большой банк, толпа со всей Зоны…
— Матрос Будин? — осведомляется изумленный плюшевый свинтус.
— Король Куксхафена, Порося.
— Я ему в Берлине однажды доставку делал. Скажи, Ракетмен передает привет.
Криптон, закатив клешину и раскупоривая пузырек просто глянуть, что у него теперь есть, выпучивается:
— Ты в смысле — тот пахтач?
— Ну.
Криптон заправляет крупный ноготь белых хлопьев в обе ноздри, правую и левую. Мир давай проясняться. Горькие сопли копятся в гортани упрямым кулаком. Потсдамский Подхват уже вошел в фольклор Зоны. И чего, этот свинтус пытается примазаться к славе Ракетмена (в существование коего Криптон никогда особо не верил)? Кокаиновые измены, холопские и подлые, как крысы… сияющие бутылочки тысяч расцветок, голоса из радиоприемника, фасон и пошив ворсистого свинского костюма — Криптон тянется погладить… нет, ясно, что свин ничего не разнюхивает, не фараон, не торгует и не собирается никого разводить…
— Просто интересно, каково на ощупь, — грит Криптон.
— На здоровье. — И тут дверной проем вдруг весь в «красных шапочках», коже и латуни. Криптон стоит очень тихо, в одной руке — пробка от пузырька с кокаином.
