Стоял теплый день. Тротуар, казалось, выцвел на ярком солнце и покрылся пылью. Всего в нескольких шагах на подъездной дорожке чьего-то дома сидел и довольно жмурился кот, но отец не позволил ему отвлечься — сегодня не было времени, чтобы гладить котов. Времени вообще ни для чего не было.
Они подошли к очередному телеграфному столбу, такой же колонне из растрескавшегося серого дерева, как и все остальные. Отец вытащил из кармана тщательно завернутый в полиэтиленовую пленку листок белой бумаги и стал прикреплять его к столбу при помощи кнопок. На лице его застыла непривычная маска страха. Но вот он наконец разгладил полиэтилен и вдавил в дерево последнюю кнопку.
Итак, повешено еще одно объявление. Наверху листа — крупные неровные буквы, внизу — телефонный номер. А посередине темная отксерокопированная фотография.
Он уставился на такое знакомое лицо, улыбающееся через прозрачную пленку. Эта самая фотография обычно стояла на полке над камином у них дома. Чистенькая школьная форма, аккуратно причесанные волосы… Снимок его старшего брата.
— Пойдем, — позвал отец.
Он протянул большую ладонь и повел сына обратно к машине. Дверь с правой стороны была уже открыта, мальчик скользнул внутрь и принялся снова устраиваться поудобнее. Мгновение спустя рядом тяжело опустился на сиденье отец, нагнулся к нему и потянул ремень безопасности. Мальчик сразу ощутил давление на грудь, его словно пригвоздило к креслу. Раздался щелчок, когда ремень защелкнулся в гнезде, и он взглянул на отца. Тот в свою очередь уставился на сына, и выражение беспокойства на его лице медленно сменилось недоумением…
— Сэр?
Нэйсмит открыл глаза. Внезапно мир вокруг окрасился в яркие цвета и наполнился громкими звуками. Что-то низко рокотало. Нэйсмит пару раз моргнул и сообразил, что над ним склонилась хорошенькая светловолосая стюардесса в элегантной красной униформе.
— Через несколько минут мы совершим посадку в Саутгемптоне. Пожалуйста, приведите спинку кресла в вертикальное положение.
У нее оказались чудесные глаза.
— Спасибо, что разбудили, — улыбнулся Нэйсмит и нажал кнопку, чтобы поднять спинку кресла. — Ненавижу просыпать свою остановку.
Стюардесса рассмеялась, повернулась и пошла по проходу на свое место. Проводив ее взглядом, Нэйсмит потер глаза и зевнул. Часы показывали двадцать минут восьмого. Он еще раз зевнул и прильнул к иллюминатору. Вот самолет заложил вираж, и под крылом показалась бесконечная череда зеленых полей, рядом с иллюминатором проплывали редкие клочья облаков. С высоты все выглядело совершенно иначе, все было окрашено в нежно-золотистые тона раннего летнего вечера. Он наклонился вплотную к стеклу и попытался разглядеть детали проносящегося внизу ландшафта; искал береговую линию, автострады, реки — все, что возможно было различить с такой высоты. Ремень безопасности туго натянулся, будто хотел вдавить пассажира обратно в кресло.
И внезапно он припомнил недавний сон, такой знакомый, но которого он не видел уже несколько лет. Неужели это начинается снова и воспоминания о прошлом опять вторгаются в его сны? Самолет заложил очередной вираж, и Нэйсмит задумался, что же все это значит.
По системе громкой связи прозвенел звоночек, и следом раздался голос капитана самолета: «Экипажу судна приготовиться к посадке».
Нэйсмит вытянул ноги и откинулся на подголовник. Что же это было: дурное предзнаменование или просто сон? Так или иначе, сейчас все равно ничего не сделать, остается только насладиться последними минутами полета.
Он любил маленькие аэропорты: все поблизости, очереди короткие. Выйдя из самолета на летное поле, десять минут спустя Нэйсмит уже проходил через двойные двери в зал для прилетающих пассажиров. Ким поджидала его возле кофе-бара. На ней была длинная темно-серая куртка и джинсы, волосы собраны в высокую прическу. Вот она заметила Нэйсмита, радостно улыбнулась, подбежала к нему и крепко поцеловала.
— Эй, — ухмыльнулся он, когда Ким наконец разжала объятия, — я же отсутствовал всего три дня.
— Ну… я по тебе скучала. — Она улыбнулась, сперва застенчиво, а потом радостно. — Как Амстердам? Как твоя презентация?
— Было чертовски тяжело. — Он зевнул. — Встреча в целом прошла хорошо, я подцепил несколько новых клиентов, но пришлось также общаться с кучей ужасно скучных людей. Хуже всего были бельгийцы — пригласил парочку на обед, и это оказался самый долгий и пустой вечер в моей жизни. Одного я чуть было не спихнул в канал — такие уж они нудные!
— Бедолажка, — посочувствовала Ким, и, держась за руки, они вышли из здания аэропорта. — Похоже, тебе там было совсем грустно.
— Да уж.
— Но я рада слышать, что ты вел себя хорошо.
Два весьма неоднозначных заявления…
Он замедлил шаги и внимательно посмотрел на Ким. Та смущенно отвела взгляд и тем самым себя выдала. Она опять думает о других женщинах.
— Ким, не надо снова начинать.
Девушка вздрогнула, опустила голову и прикрыла глаза:
— Прости, пожалуйста.
Они пересекли дорогу. Ким заплатила за парковку, и они подошли к машине.
— У тебя был трудный день. — Она открыла багажник, чтобы Нэйсмит поставил сумку. — Давай я сяду за руль.
— Только если поведешь быстро, — улыбнулся он и захлопнул багажник. — Я хочу поскорее попасть домой, открыть бутылочку вина и свернуться на кровати калачиком рядом с тобой.
— Поедем быстро, — пообещала Ким.
Нэйсмит открыл дверь с правой стороны и, широко зевая, скользнул на сиденье. Закрыл дверь и потянулся, чтобы пристегнуть ремень.
И замер, едва коснувшись его. Мысли вернулись к сну в самолете, к тому, что он может означать. К игре. Постепенно они обретали форму, и перед мысленным взором проносились вереницей еще неясные, но захватывающие перспективы.
Но только не сегодня. Пока что это был не более чем шепот, и его можно было легко задвинуть подальше, на задворки сознания. Сегодня вечером он просто хотел насладиться общением с Ким.
Нэйсмит протянул руку и нежно погладил бедро девушки. Через секунду машина вылетела со стоянки и понеслась в сгущающиеся сумерки.
* * *
Завернувшись в теплый купальный халат, Нэйсмит медленно спускался по лестнице. На первом этаже он зевнул, пригладил волосы и направился на кухню. Выложенный кафелем пол приятно холодил босые ноги.
Нэйсмит включил чайник, достал из буфета банку свежемолотого кофе и пару секунд наслаждался богатым ароматом, после чего насыпал несколько ложек в высокий френч-пресс. Жизнь слишком коротка, чтобы травить себя растворимым кофе. Из хлебницы он достал буханку с толстой коркой, отрезал четыре больших куска и поставил подсушиваться в тостер. Потом прошел к холодильнику, откуда извлек масло, джем, апельсиновый сок и накрыл большой деревянный стол к завтраку. Не переставая зевать, взял мобильник и, пока готовились тосты, проверил электронную почту.
