– Подожди сокрушаться. Не все так трагично. Джек перехватил флешку. Он хочет знать, как ему быть дальше.
– Попроси его уничтожить флешку. Пусть найдет все копии. Их тоже надо уничтожить.
– Ты уверена? Твой дядя может убрать все, что связано с тобой, а остальное отправить газетчикам. Твои обидчики заслужили такой финал.
Джулия натянула простыню к самому подбородку:
– Я не хочу мстить.
– Почему нет, черт побери? – спросил Габриель. В его глазах появился опасный блеск.
– Потому что не желаю возвращаться к прошлому. Я почти не вспоминаю о них и хочу забыть совсем. Мне не доставит радости узнать, что их жизни поломаны и я в этом повинна.
– Что за чушь? Ты совершенно ни при чем. Пусть отвечают за то, что сделали когда-то.
– Я отвечаю за каждый свой поступок. – В голосе Джулии появился металл. – Не понимаю, почему Натали все это затеяла. Я думала, вы с Джеком отбили у нее охоту к шантажу.
– Все очень просто. Саймон женится на другой.
– Что-о? – У Джулии округлились глаза.
– Скорее всего, Натали рассчитывает, что невеста Саймона бросит его, узнав о таком прошлом своего жениха.
Новость явно шокировала Джулию.
– Значит, он все-таки бросил Натали. Я думала, что он не захочет расставаться с нею. Наверное, отец потребовал.
– Я бы этому не удивился. Не за горами – будущий год. Выборы.
– Значит, свадьба, – качая головой, сказала Джулия. – Маленький брачный спектакль, чтобы показать избирателям, как сенатор Тэлбот ценит семейные узы. У меня одно желание. Хочу, чтобы Натали не впутывала меня в их дела.
– Пока что ты остаешься впутанной. – Габриель поморщился. – Я думаю, Джек нанесет еще один визит в жилище Натали. Так что мне сказать ему по поводу флешки?
– Попроси его все уничтожить.
Габриель досадливо фыркнул, запустив пальцы в волосы.
– Они не заслуживают твоего великодушия.
– Они, может быть, и нет, а невеста Саймона заслуживает. Кем бы она ни была, для нее это очень унизительно.
– Его невеста – просто глупая девчонка, если связалась с таким дерьмом.
– Я когда-то тоже была глупой девчонкой, – едва слышно произнесла Джулия.
– Ты не была глупой. Он просто манипулировал тобой. Неужели ты не хочешь, чтобы они получили свою порцию страданий?
– Только не таким способом.
Габриель вскочил на ноги.
– А я хочу! – заявил он, уперев руки в бока. – Вспомни, как он обращался с тобой. Вспомни, как эта Натали шантажировала тебя. Они годами портили тебе жизнь. Они чуть не сломали тебя!
– Но не сломали же, – сказала Джулия, глядя мужу в спину.
Габриель подошел к окну, раздвинул портьеры и стал смотреть на Центральный парк.
– Я сломал ему челюсть, однако это не принесло мне никакого удовлетворения. – Габриель разглядывал запорошенные снегом ветки деревьев. – Мне хотелось его убить.
– Ты действовал в пределах самообороны. Если бы ты тогда не приехал… – Джулия содрогнулась всем телом, вспоминая страшный день, когда Саймон едва не изнасиловал ее. – Но то, о чем ты сейчас меня просишь, не имеет ничего общего с самообороной.
– Имеет. Это восстановление справедливости, – обернувшись через плечо, сказал Габриель.
– В свое время мы говорили о том, что милосердие стоит выше справедливости. Еще мы говорили о покаянии и прощении.
– Саймон и Натали – совсем другая история.
– Нет. По сути – та же. Я могла бы потребовать справедливости, но не стану. Как написано в одном из наших любимых романов, «я почтительно возвращаю Богу билет».
[33]
Габриель недовольно хмыкнул:
– Искажаешь слова Достоевского ради своих францисканских целей.
Джулия лишь улыбнулась:
– Ты сердишься на меня за мое нежелание их наказать. Но это ударило бы не только по ним. Подумай о матери Саймона. Она всегда по-доброму ко мне относилась. Ее бы это просто убило.
Габриель продолжал рассматривать деревья.
– Помнится, ты сама угрожала обратиться в газету.
– Но я бы лишь рассказала правду. Никаких снимков. И обращение к газетчикам я оставляла на крайний случай, если Натали не прекратит своих нападок.
Габриель сжал руку в кулак и приложил к стеклу. Ему отчаянно хотелось со всей силы ударить по окну.
Он задыхался от чудовищной несправедливости.
Мало того что такой светлый и чистый человек, как Джулианна, оказалась не нужна ни матери, ни отцу, так судьба еще столкнула ее с редкостным и жестоким подонком, который помыкал ею. Где тут справедливость?
А разве справедливо, что Сюзанна Эмерсон довольствовалась крохами внимания, перепадавшими ей от любовника, тогда как весь поток его заботы и любви был направлен на семью?
Или, может быть, справедливо, что Майя не родилась на свет, а Грейс умерла значительно раньше своего времени? Зато такие, как Саймон и Натали, живут.
Наконец, чем провинился ребенок Тома и Дайаны, который родится с поврежденным сердцем?
Нет справедливости во Вселенной. Но что еще горше: когда подворачивается возможность наказать хоть нескольких негодяев, францисканцы вроде Джулии подставляют другую щеку и говорят о милосердии.
Черт, черт, черт!!!
Габриель закрыл глаза.
Она бы подставила ему другую щеку.
И Грейс тоже.
И Майя.
Глубоко вдохнув, Габриель вспомнил свою прошлогоднюю поездку в Ассизи и то, что происходило с ним у гробницы святого Франциска. Там его встретил Бог, но не ради восстановления справедливости, а чтобы даровать ему милосердие.
– Позвони своему дяде.
– Габриель, я…
Габриель открыл глаза, разжал пальцы, но не повернулся к ней.
– Я всего лишь прошу тебя позвонить ему. Скажи все, что считаешь нужным.
Джулианна завернулась в простыню, подошла к мужу и уткнулась ему в спину:
– Ты хочешь защитить меня. Ты хочешь справедливости. За это я и люблю тебя.
– Я и сейчас жалею, что не убил Саймона.
– Убил, – сказала она, прижимаясь к его лопатке.
– А кто тогда собирается жениться? – раздраженно спросил Габриель.
– Ты меня любишь. Ты добр и относишься ко мне с уважением. Чем дольше я с тобой живу, тем сильнее прошлое кажется мне дурным сном. Чтобы убить человека, не обязательно лишать его жизни. Ты убил его память. И за это, Габриель, я говорю тебе спасибо.
