Он отчаянно заморгал, будто это слезы создали странный мираж. У него подкашивались ноги.
– Профессор Эмерсон, вам нехорошо? – спросила доктор Рубио, беря его под локоть.
Позвав медсестру, гинеколог попросила поставить возле койки Джулии стул. Она помогла Габриелю сесть и подкатила кроватку.
Кто-то подал ему пластмассовую кружку с водой. Габриель недоуменно смотрел на кружку, словно никогда не видел таких предметов.
Голос доктора Рубио, до сих пор звучавший для него фоном, вдруг сделался отчетливым:
– Как я вам уже говорила, ваша жена потеряла много крови. Нам пришлось делать переливание. Когда я делала надрез для кесарева сечения, то случайно задела одну из ее фибром. Это и вызвало кровотечение. Пришлось провести дополнительную хирургическую операцию, потому все так и затянулось.
– Фибромы? – переспросил Габриель, зажимая рот рукой.
– Одна из фибром. Она была как раз в месте надреза. Мы остановили кровотечение, наложили швы. Это несколько усложнило всю процедуру кесарева сечения. К счастью, доктор Манганьелло – наш дежурный хирург – удалил фиброму. Ваша жена быстро оправится. – Гинеколог коснулась плеча Габриеля. – Главное, что вмешательство не сказалось на матке. Никаких повреждений. Вскоре ваша жена проснется. Но сознание у нее пока затуманено. Это от болеутоляющих, которые мы ей вводим. Завтра я ее проведаю… Забыла поздравить вас с рождением дочери. Какая красивая девочка у вас родилась. – Доктор Рубио потрепала его по плечу и вышла.
Габриель смотрел на Джулию. Прежней бледности уже не было. Она спала.
Медсестра заметила его слезы и предложила:
– Мистер Эмерсон, дать вам успокоительного?
Габриель замотал головой, вытирая слезы тыльной стороной ладони:
– Я думал, она… умерла.
– Что-что? – сердито переспросила медсестра.
– Мне никто не сказал. Она была похожа на мертвую. Я подумал…
– Простите нас, пожалуйста. – В глазах медсестры застыл ужас. – Кто-то из предыдущей смены должен был вам объяснить, что к чему. Одновременно с вашей женой рожала другая женщина. Ей тоже делали кесарево, но ее ребенка спасти не удалось.
Габриель молча смотрел на медсестру.
– Понимаю, это не оправдание, – тихо сказала она. – Ведь кто-то должен был выйти к вам и сказать, что с вашей женой все в порядке. Я десять лет работаю в этом отделении. У нас были смерти рожениц, но эти случаи можно пересчитать по пальцам. Единичные случаи. Когда такое случается, немедленно делают вскрытие. Тут такой шум поднимается.
Габриель уже хотел спросить, что значит «единичные случаи», как вдруг услышал стон Джулии. Отставив кружку, он бросился к ее койке:
– Джулианна!
Ее глаза открылись, но всего на мгновение.
– Посмотри на нашу дочь. Она такая красивая.
Джулия не реагировала.
Через несколько минут она снова застонала.
– Больно, – прошептала она.
– Держись. Я сейчас кого-нибудь позову, – сказал Габриель и крикнул медсестру.
Медсестра принесла капельницу и приладила трубку с иглой к руке Джулии.
– Дорогая, взгляни на нашу дочурку. – Габриель стоял возле койки, держа ребенка. – Смотри, какая красавица. У нее уже и волосики есть.
Он наклонился, чтобы Джулии было удобно смотреть на их дочь.
Джулия устремила на него бессмысленный взгляд, затем опять закрыла глаза.
– Дорогая, ты меня слышишь? – насторожился Габриель, прижимая к груди драгоценный сверток.
– Она пока под действием препарата. Но она обязательно проснется. Вы потерпите.
Это говорила медсестра. Ее голос ворвался в тягостные размышления Габриеля, решившего, что Джулию расстроил облик младенца.
Он вернул дочь в кроватку, а сам сел рядом с койкой, не сводя глаз с жены. Больше он никогда не выпустит ее из поля своего зрения.
У него звякнул айфон. Габриель прочитал пришедшие сообщения. Ричард и Рейчел писали, что скоро приедут. Том и Дайана слали свои поздравления.
Кэтрин Пиктон напоминала о своем настойчивом желании стать крестной матерью, обещая в этом случае преподнести крестнице редкий экземпляр «Новой жизни» Данте.
Камерой мобильника Габриель сделал несколько снимков Фаршированного Блинчика и разослал всем, включая Келли. Поблагодарив Кэтрин, он предложил ей все-таки воздержаться от столь дорогого подарка.
* * *
– У нее есть волосы!
Это было первое, что заметила Джулия, очнувшись после лекарственного забытья. Темные прядки волос, выбивавшихся из-под розового вязаного чепчика.
– У нее их много. Густые. Темнее твоих, – сказал улыбающийся Габриель, укладывая ребенка на грудь Джулии.
Она развернула конверт, потом расстегнула халат и прижала дочь к своему телу. Малышка сразу же уютно устроилась на теплой материнской груди.
Габриелю подумалось, что ничего более чудесного он нигде и никогда не видел.
– Какая она красивая, – прошептала Джулия.
– Вся в маму.
– Я так не думаю, – возразила Джулия, покрывая поцелуями головку дочери. – У нее твое лицо.
– Что-то я в этом сомневаюсь, – засмеялся Габриель. – По-моему, наша дочь не похожа ни на кого из нас. Разве что у нее мой цвет глаз. Но какие громадные у нее глаза! Вот только открывать их она не любит.
Джулия вгляделась в лицо малышки.
– Боль сохраняется? – настороженно спросил Габриель.
– Такое ощущение, будто меня распилили пополам.
– Похоже, так оно и было.
Джулия вопросительно посмотрела на мужа.
– Нет, дорогая, сам я этого не видел. – Габриель поцеловал ей волосы. – Пора бы нам подумать об имени для дочери. Ее дедушки дружно протестуют против Фаршированного Блинчика. Кэтрин прозрачно намекала, что нам стоит назвать дочь в ее честь.
– Мы собирались назвать ее Клэр. Помнишь?
Габриель задумался.
– Мне нравится это имя. Но раз мы с тобой молились у гробницы святого Франциска, может, назвать нашу дочь Фрэнсис? Или Франческой?
– Но святая Клара была подругой Франциска. Давай дадим ей такое имя. Вторым будет Грейс.
– Грейс, – повторил Габриель. Джулия так смотрела на него, что у него перехватило дыхание. – А как насчет Клэр Грейс Хоуп?
[42]
Она воплощение стольких наших надеж. Вершина излившейся на нас благодати…
– Клэр Грейс Хоуп Эмерсон. Как замечательно! – воскликнула Джулия и поцеловала Клэр в щечку.
