Габриель продолжал метаться, остервенело молотя кулаками по постели.
– Габриель!
Джулия включила настольную лампу.
Габриель что-то произнес, потом вдруг сбросил с себя одеяло и простыни.
Его глаза открылись, и он сел на постели, судорожно глотая воздух.
– Что с тобой? – тихо спросила Джулия, не решаясь подойти ближе.
Габриель очумело поглядел на нее, хватаясь за грудь.
– Тебе плохо с сердцем? Дышать можешь?
– Кошмар приснился, – дрогнувшим голосом сообщил Габриель.
– Я принесу тебе воды.
Джулия сбегала в ванную, налила стакан воды из-под крана и принесла мужу. Габриель молча взял стакан.
Джулия села на край кровати, не сводя с Габриеля встревоженных глаз.
– Что тебе приснилось?
Габриель выпил воду и отставил пустой стакан.
– Дай мне прийти в себя.
Джулии хотелось откинуть с его лба налипшие волосы, но она не знала, понравится ли Габриелю этот знак заботы.
Синие глаза Габриеля разглядывали противоположную стену.
– Я видел своих биологических родителей.
– Боже мой!
Джулия потянулась, чтобы обнять его, но Габриель сжался. Ему явно было не до объятий. Помешкав, Джулия вернулась в кровать.
Габриель не шевелился. Свет ему явно мешал, однако он не погасил лампу, а продолжал сидеть, упираясь в стенку кровати.
Джулии хотелось успокоить его. Но пространство вокруг Габриеля было заполнено странной энергией. Чувствовалось, ему не нужны ничьи прикосновения.
Джулия снова легла и укрылась. Она уже засыпала, когда Габриель вдруг заговорил:
– Мне снилось, что я в нашей старой бруклинской квартире. Я слышал, как родители ссорились. – (Джулия широко раскрыла глаза.) – Затем раздался непонятный стук. Мать заплакала. Я побежал в кухню.
– Она что, упала?
– Мать стояла на коленях. Рядом был отец и кричал на нее. Я стал колотить его кулаками и тоже кричать на него. Отец отпихнул меня и пошел к выходу. Мать поползла за ним, умоляя не уходить.
Глаза Габриеля холодно блеснули. Лицо было перекошено гневом.
– Отъявленный мерзавец, – процедил он.
– Дорогой, успокойся, – прошептала Джулия, осторожно кладя ему руку на бедро.
– Ненавижу его. Он уже давно умер, но если бы я знал, где его могила, то помочился бы на нее.
– Я тебе очень сочувствую.
Габриель не отвечал. Джулия осторожно гладила его, пытаясь успокоить.
– Он ее ударил. Мало того что он соблазнил мать и потом бросил нас, так он еще поднял на нее руку. Ничтожество.
– Габриель, это был всего лишь тяжелый сон, – прошептала Джулия.
– Я так не думаю, – покачал головой он.
Джулия оцепенела:
– Ты думаешь, тебе приснилось то, что когда-то происходило на самом деле?
Габриель закрыл глаза, придавив пальцами веки:
– Вряд ли это была их первая ссора. И я не впервые пытался вмешаться.
– Сколько тебе тогда было?
– Лет пять или шесть. Точно не помню.
– Ты был смелым мальчиком, вставшим на защиту своей матери.
Габриель опустил руки:
– Моя защита ничего не давала. Он ее морально раздавил. Ты бы поползла за мужчиной, который только что тебя ударил, да еще на глазах у твоего сына?
– Должно быть, она любила твоего отца.
– Нечего ее оправдывать, – огрызнулся Габриель.
– Габриель, посмотри на меня, – мягко попросила Джулия.
Он повернулся к ней, яростно сверкая глазами.
– Мои отношения с Саймоном были не многим лучше.
Габриель заморгал. Огонь в его глазах начал тускнеть.
– Я не знала твоей матери. Но я помню, какой сумбур был у меня в голове, когда я встречалась с Саймоном.
– У тебя это было не так. И потом, ты была слишком молода.
– Вряд ли твоей матери было много лет, когда она тебя родила. Кстати, а сколько ей было?
– Не знаю, – буркнул Габриель.
– Она думала, что любит твоего отца. У них был общий ребенок.
– А у него – семья, которую он не собирался бросать.
Джулия мяла простыню.
– Никто из нас не в силах изменить свое прошлое. Нам подвластно только будущее.
– Прости, что разбудил тебя, – сказал Габриель, целуя ей волосы.
– Я сама проснулась.
Габриель приподнялся на локте:
– А тебя что разбудило?
– Известная женская проблема.
Габриель не сразу понял, о чем речь.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не самым лучшим образом, но это пройдет.
– То-то вчера ты показалась мне несколько нервной, – сказал Габриель и нежно погладил ей грудь.
Джулия обхватила его руку своими:
– Я тебе очень сочувствую. Кошмарные сны – это всегда тяжело.
Габриель повернулся, чтобы погасить свет, затем тоже лег под одеяло. Джулия слышала, как он скрипит зубами.
– Ты думаешь, это был не просто кошмарный сон, а эпизод из твоей памяти?
– Иногда я сам не знаю.
– А раньше такое бывало?
– Редко. Давно уже не было.
– Ты мне никогда не рассказывал.
– Джулианна, я не любитель обсуждать подобные вещи. Мои детские воспоминания отрывочны и расплывчаты. И то, что я помню, я стараюсь забыть.
– Ты рассказывал о них доктору Таунсенду?
– Вкратце, – ответил Габриель, рассеянно поглаживая спину Джулии. – О своих родителях я знаю очень мало.
– Я вполне понимаю твою злость на родителей. Но она в первую очередь разрушает тебя.
– И это я слышал. – Габриель повернулся к ней лицом. – Мой семейный шкаф полон жутких скелетов. Могла бы ты меня полюбить, невзирая на них?
– Габриель, я любила и люблю тебя без всяких условий. Мне важен ты, а не содержимое твоего семейного шкафа.
Он быстро поцеловал Джулию и лег, постепенно успокаиваясь. Джулия почти засыпала, когда возле самого уха раздался шепот Габриеля:
– Спасибо тебе.
* * *
На следующее утро Джулия загорала у бассейна, стремясь понежиться на солнце, пока оно не стало нестерпимо жарким. Она надела широкополую шляпу и совсем миниатюрное голубое бикини. Этот купальник Габриель уговорил ее купить в Белизе, куда они ездили еще до свадьбы. С тех пор ей почти не представлялось случая его надевать.
