Эшлин вспомнила, как с негодованием вынуждена была повторять Майклу все сказанное ею, когда он бормотал: «Что?»
Обычно он издавал свое знаменитое «Что?» за ужином, когда Эшлин пересказывала ему события прошедшего дня, к примеру, повествуя о смешной пьесе, которую слышала утром по радио.
Ужин у Моранов. Майкл равнодушно пережевывает великолепную фаршированную свинину, приготовленную Эшлин, одним глазом поглядывая в газету, а другим — в тарелку с рататуем
[71]
, чтобы не пронести вилку мимо рта и не запачкать рубашку.
Эшлин помимо воли содрогнулась. Неужели она действительно жила такой жизнью? Без конца повторяя одно и то же, потому что Майкл не давал себе труда выслушать ее с первого раза? Неужели она действительно была той тихой и безропотной мышкой? Мышкой мышиного цвета, сказала она себе, улыбнулась и провела рукой по своей светлой гриве. Мышкой, лишенной уверенности в себе, не умеющей поддерживать разговор и не имеющей талии. Она отпила глоток шампанского, чтобы успокоиться.
Теперь даже руки ее выглядели намного лучше, отметила она про себя, с восхищением разглядывая сжимавшие бокал пальцы с короткими ухоженными ногтями, покрытыми розовым перламутровым лаком. Конечно, они никогда не станут такими, как безупречно наманикюренные руки Вивьен, но они явно стали изящнее. Как-то вечером она размешивала шоколад во время приготовления очередного званого ужина и вдруг заметила, что, хотя ее волосы, одежда и фигура выглядят значительно лучше прежнего, руки ужасно портят впечатление.
Сейчас — чего не делала многие годы — она надевала резиновые перчатки всякий раз, когда чистила ванну или скребла сковородки.
Эшлин украдкой бросила взгляд в сторону столика Майкла.
Спасибо тебе, Дженнифер, мысленно произнесла она. Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы до сих пор жила на автопилоте, по-прежнему ломая голову над тем, что приготовить на ужин, и чувствовала бы себя совершенно несчастной. Ты и представить себе не можешь, как изменила мою жизнь. И мои руки.
— Эшлин, дорогая, что ты будешь есть? — поинтересовался Сэм. — Думаю, молодая баранина нам вполне подойдет. — Сэм голодными глазами рассматривал меню. Очевидно, вопрос с коттеджем Джо был благополучно забыт.
Эшлин взяла в руки небольшую книжечку меню. Каждая перемена блюд ужина (а их предстояло пять!) предлагала выбор. Свежие устрицы или салат из перцев, консоме
[72]
или грибной суп из пяти видов грибов, седло молодого барашка, котлеты из лососины или лазанья
[73]
, большой ассортимент десертов и ирландских сыров. Прекрасное меню.
— От устриц меня тошнит, а перцы я ненавижу, — пробормотал Сэм.
Эшлин вдруг поняла, что он очень похож на десятилетнего Филиппа, когда тот дуется. Сэм явно оскорбился. Вид ее смелого открытого платья поверг его в шок, но он не мог закатить ей сцену на глазах Джо и Марка. Вместо этого он расточал улыбки окружающим, а с нею обращался подчеркнуто холодно. Она терпеть не могла взрослых, которые ведут себя как избалованные дети.
«Прекрати, Эшлин, — строго сказала она себе. — Он очень милый, добрый, сексуальный и без ума от тебя. А ты можешь все испортить».
— Давай попросим их приготовить что-нибудь еще, салат, например? — умиротворяющим тоном предложила она.
— Давай! — Он обиженно засопел.
Эшлин потянулась за бутылкой белого вина, которую только что принесли к их столику, и наполнила бокал Сэма до краев. Когда он отпил половину, она вновь долила его. Если это поднимет ему настроение, то она готова подливать ему вино весь вечер. Точно так же она давала мальчишкам «Севен ап», когда они были маленькими, или калпол
[74]
, когда они болели.
— Не могли бы вы на скорую руку приготовить зеленый салат или что-нибудь в этом роде вместо двух холодных закусок? — обратилась Эшлин к официантке.
Когда та пообещала принести джентльмену салат из свежих овощей, Сэм даже не соизволил поблагодарить ее. Эшлин почувствовала, что терпение ее на исходе. Она не выносила грубости по отношению к официантам, барменам и другому обслуживающему персоналу. Такой подход буквально выводил ее из себя. Опустив взгляд, она вдруг поняла, что в клочья изорвала билет из гардеробной.
К десяти вечера с едой было покончено. Всего несколько человек доедали последние крошки профитролей
[75]
. Классическую музыку, звучавшую во время ужина, выключили, и женщина с микрофоном объявила, что вскоре начнется благотворительный аукцион.
— Затем мы разыграем в лотерею несколько замечательных призов, — сообщила она. — Главный выигрыш — путевка на двоих в Тунис. — Гости одобрительно захлопали в ладоши. — Билеты на участие в лотерее стоят пять фунтов каждый или двадцать пять фунтов — за шесть билетов сразу.
— Ой, тогда дайте мне сразу сотню, — едва слышно пробормотала Джо, обращаясь к Эшлин.
Вновь заиграла классическая музыка, и организаторы принялись курсировать между столиками, держа в руках стопки билетов и коробки с наличными.
— Так что ты мне собиралась рассказать о Ричарде, когда нас прервали? — шепотом поинтересовалась Эшлин у Джо.
— Он мне звонил, — прошептала та в ответ.
— Не может быть! — Эшлин была поражена до глубины души.
— Ш-ш, тише, — прошипела Джо. — Я еще не говорила об этом Марку.
— А почему ты не рассказала об этом мне? — возмутилась Эшлин. — И что он сказал?
Джо откинулась на спинку стула и несколько мгновений молчала.
— Извини. У меня вдруг закружилась голова, — сказала она. — Он вчера позвонил мне на работу и здорово меня расстроил. Мне не хотелось даже говорить об этом. Свинья. Дай мне меню, пожалуйста.
Эшлин протянула подруге меню, и Джо принялась обмахиваться им, как веером.
— Он хотел увидеться со мной. Просил прощения за то, что оставил меня, и сказал, что хочет попробовать начать все сначала.
— Ушам своим не верю, — ошеломленно протянула Эшлин.
— Вот и я тоже. Я сказала ему, чтобы он убирался к дьяволу, — с облегчением призналась Джо. — Должна заметить, — добавила она, и на губах ее заиграла торжествующая улыбка, — он был совершенно раздавлен, когда услышал мой ответ. Он искренне полагал, что я приму его с распростертыми объятиями, а когда я сказала ему: «Убирайся к дьяволу», он лишился дара речи.