— А нам пора возвращаться в Коринф! — сказала Лаис.
Коринф
— Ну все, уже все прошло, — ласково бормотала Гелиодора, поддерживая голову Нофаро. — Тебе нужно лечь.
Лаис прибежала, неся кувшин с водой и чистую тряпку. Намочила ее, обтерла рот Нофаро.
Та бессильно привалилась к стене, бледная, вся в ледяном поту.
— Все? Кончилось? — шепотом спросила Гелиодора, отодвигая широкогорлую вазу, в которую только что вырвало подругу.
Этот приступ рвоты налетел внезапно. Только девушки собрались идти на матиому по владению мышцами лона, как Нофаро схватилась за горло — и ее вывернуло бы прямо на пол, если бы Гелиодора не оказалась достаточно проворной и не успела выбросить из вазы цветы и подсунуть ее подруге.
— Да что с тобой?! — недоумевала Лаис.
— Да она небось беременна! — хихикнула Маура. — С чего бы ее иначе так выворачивало? Наверняка переспала с тем огромным уродливым стражником водоносов, который сюда постоянно таскается и пялит на нее глаза. Надо сказать наставнице, пусть проверит ее. А еще лучше дать ей спорыньи, чтобы вызвать выкидыш.
— Ты много знаешь о спорынье, — недобро улыбнулась Лаис. — Приходилось ею пользоваться?
— У меня есть уши для того, чтобы слышать, — ухмыльнулась Маура. — И я также слышала, что безошибочный признак беременности — тошнота и рвота.
— Может быть, Нофаро просто-напросто чем-то отравилась, — сердито сказала Лаис. — При чем тут беременность?!
— Я отравилась, — слабым голосом подтвердила Нофаро. — Я… Я вчера съела заплесневелую лепешку.
— Что ты врешь, — фыркнула Маура. — Вчера на обед были отличные лепешки, их только что испекли, они обжигали руки!
— Ну да, были… — бормотала Нофаро. — Но я не наелась! Меня ограничивают в еде за ужином, ведь я и так толстая, но иногда голод доводит меня до исступления… Ну, я несколько дней назад припрятала лепешку и вчера украдкой съела ее в темноте. У нее был противный вкус, но только потом я поняла, что она заплесневела.
— Ах ты жирная, прожорливая хрюшка, — выкрикнула очень довольная Маура, которая оставалась худющей и, казалось, никогда не хотела есть, в отличие от бедняжки Нофаро, обожавшей покушать. — Теперь придется вставлять тебе в рот кляп, чтобы ты не объедалась!
— А тебе бы не вредно вставить в рот кляп, чтобы не брызгала ядовитой слюной, — буркнула Лаис, с некоторым недоумением наблюдая за Нофаро, которая словно бы и не обиделась на оскорбления, которыми так и сыпала Маура. Наверное, рвота так обессилила девушку, что она почти ничего не понимала и мечтала только лечь и уснуть.
— Ладно, оставьте ее в покое, — махнула рукой Никарета, которая как раз в это время пришла поторопить аулетрид, опаздывающих на матиому. — Пусть отдохнет в доматио. Ее счастье, что сегодня вы будете работать с «игрушкой», — она презрительно фыркнула. — Однако на следующей матиоме вам придется иметь дело с рабами, и пропустить это занятие нельзя ни в коем случае.
— А если меня и тогда будет рвать? — пробормотала Нофаро, вытягиваясь на своей постели и закрывая глаза. Она тотчас крепко уснула, однако блаженная улыбка все еще блуждала по ее лицу.
Лаис и Гелиодора переглянулись, равно недоумевающие. Нофаро так боялась быть изгнанной из школы, так старалась на матиомах! И вот не просто спокойно, но даже как бы с радостью готова пропустить то, что считается одним из самых важных умений для гетеры: управление мышцами лона. Это вам не светильники зажигать — это основа мастерства жриц Афродиты! А Нофаро ведет себя так странно… Лаис даже показалось, что подруга просто мечтает, чтобы ее снова вырвало!
В чем же дело? Боится — Дарей узнает о том, что Нофаро отдавалась рабу? Но ведь это храмовые рабы, их держат специально для того, чтобы гетеры учились оттачивать свое мастерство! Это не более чем фронтистириос, учебные пособия! Их нельзя воспринимать как обычных мужчин! К тому же все матиомы, связанные с особым женским мастерством, были таинствами Коринфской школы: аулетриды в храме, перед алтарем Афродиты Пандемос, давали клятву молчать о них, и клятву эту скрепляли кровью. За болтовню с посторонними прямиком отправляли в темницу кошмаров, о которой даже Никарета упоминала с содроганием. Поэтому Нофаро нечего было опасаться, что об этом каким-то образом узнает ревнивец Дарей. Возможно, конечно, она сама не хочет ощущать себя изменницей любимому, который эти дни был занят тем, что уговаривал свое начальство отпустить его с должности охранника службы водоносов. Но все упиралось в деньги: начальство требовало уплатить немалую неустойку за досрочно прерванную службу, а Дарей был небогат. Те деньги, которые вносили в школу за обучение новой гетеры, отныне принадлежали храму, и Нофаро, если бы ее отпустили замуж за Дарея, тоже оказалась бы нищей бесприданницей. Поэтому вполне понятно, почему Дарей торговался со своим начальством за каждую медную лепту!
Лаис и Гелиодоре очень хотелось поговорить о странном поведении Нофаро, однако потерявшая терпение Никарета бросила на подруг такой свирепый взгляд, что пришлось бегом бежать на матиому.
Наставницей по сладострастному мастерству была молодая афинская гетера Фрина. Ходили слухи, что она обладает непревзойденным умением доводить мужчину до высшего блаженства, лежа неподвижно и действуя только мышцами своего изощренного лона.
Каждой аулетриде Фрина дала по прозрачной кишке в локоть длиной. Ее наставница с лукавой улыбкой называла «игрушкой».
«Игрушка» была плотно заклеена с одной стороны, слегка завязана сверху и до половины наполнена молоком. Аулетридам следовало лечь, вставить «игрушку» в свое лоно и стискивать ее внутренними мышцами. Отличным считался результат, когда молоко поднималось доверху медленно, постепенно выплескиваясь из «игрушки».
Девушки улеглись на спины и принялись учиться. Сначала задание показалось им очень простым, но постепенно они поняли, что это куда сложнее, чем можно подумать по неопытности.
Филлис через несколько мгновений была облита молоком — ее мышцы оказались неудержимо сильны.
— Это называется «железное лоно», — понимающе кивнула Фрина. — Тебе надо учиться расслаблять мышцы, а не сжимать их. Иначе мужчина испытает сильную боль, бросит тебя и не вернется: ведь к гетерам идут за удовольствием, а не за страданием. Я подскажу, какие тебе надо делать упражнения.
Маура морщилась, кряхтела, однако молоко в ее «игрушке» осталось на том же уровне. То же было и с Клитией.
Фрина окинула обеих девушек опытным взглядом и презрительно усмехнулась:
— А у вас тряпичные лона! Забавы острова Лесбос не способствуют женскому мастерству!
С этой минуты она лишь брезгливо косилась на парочку трибад, даже не подходя к ним, зато охотно давала советы другим девушкам, но почти у всех дела шли очень плохо.
— Но вы, красавицы, — сказала Фрина, разглядывая «игрушки» Лаис и Гелиодоры, — судя по всему, станете выдающимися гетерами! Вы умны, образованны, грациозны, прекрасно танцуете, все наставницы вас хвалят, вы очаровательны, и, судя по тому, как медленно поднимается и опускается молоко в ваших «игрушках», вы сможете дать огромное наслаждение мужчинам!
