— Только оставим это между нами, — проговорил майор. — Еще по стаканчику? Теперь ваша очередь заказывать.
Коммандант попросил еще два джина и мятные леденцы. В ожидании заказанного он подумал о том, что теперь ему понятна роль майора Блоксхэма в семействе Хиткоут-Килкуунов. Последующие слова майора подтвердили его догадку.
— До дна, — предложил майор и поднял свой стакан.
Коммандант поставил свой стакан на стойку бара и жестко посмотрел на майора.
— Это незаконно, — сказал он. — Надеюсь, вы это понимаете.
— Что именно, старина? — спросил майор. Теперь настала очередь комманданта оглядеться вокруг, не прислушивается ли к ним кто-нибудь.
— Охота на приманку, — сказал он наконец.
— Правда? Как интересно. Понятия не имел, — ответил майор. — Но ведь никакого вреда от этого ни кому нет.
Коммандант поерзал на стуле.
— Ну, это смотря как поглядеть на дело, — ответил он тихим голосом.
— Конечно, тому, кто впереди, приходится несладко. И удрать непросто. Но ведь это только дважды в неделю, — сказал майор.
Коммандант Ван Хеерден передернулся от отвращения.
— Передайте полковнику мои слова, — сказал он майору. — Передайте ему, что это совершенно противозаконно.
— Будет сделано, старина, — ответил майор, — хотя, убейте меня, не понимаю, что здесь такого. Но, конечно, вам как полицейскому лучше знать.
Они посидели еще немного молча, допивая свои стаканы. Каждый думал о своем.
— Вы абсолютно уверены, старина, что это незаконно? — спросил наконец майор Блоксхэм. — В этом же нет какой-то особой жестокости или чего-то похожего. И на самом-то деле мы ведь никого не убиваем.
— Хотел бы верить, что так, черт возьми, — ответил коммандант, уже всерьез разозлившись. — Мы просто выпускаем после завтрака кафра с мешочком анисового семени у пояса, а через час отправляемся за ним в погоню.
— А зачем анисовое семя? — спросил коммандант.
— Оно дает отчетливый запах, — объяснил майор. Комманданта Ван Хеердена передернуло. Пятидесятилетние мужчины, переодетые женщинами и гоняющиеся за надушенными кафрами, — это для него было уже слишком.
— А что обо всем этом думает миссис Хиткоут-Килкуун? — с интересом спросил он. Ему было трудно представить себе, чтобы столь элегантная леди одобрительно относилась к подобной охоте.
— Кто, Дафния? Ей это очень нравится. По-моему, гораздо больше, чем всем другим, — ответил майор. — У нее прекрасная посадка, должен вам сказать.
— Да, я обратил внимание, — сухо сказал коммандант, который счел совершенно неуместным это замечание о некоторых особенностях тела миссис Хиткоут-Килкуун. — А во что она одевается?
Майор Блоксхэм расхохотался.
— О, она принадлежит к старой школе. И не при знает никаких поблажек. Она надевает цилиндр…
— Цилиндр? Неужели цилиндр? — переспросил коммандант.
— Именно так, старина. И еще плетку. Поверьте мне на слово: спаси Господи того, кто откажется прыгать через забор. Эта женщина покажет такому, где раки зимуют.
— Очаровательно, — сказал коммандант, пытаясь представить себе, что значило бы узнать, где раки зимуют, от миссис Хиткоут-Килкуун, одетой только в цилиндр и ни во что больше.
— Мы можем дать вам хорошую лошадь, — предложил майор.
Коммандант выпрямился на стуле.
— Не сомневаюсь, — непреклонно произнес он, — но не советую вам даже пытаться втянуть меня в подобное дело.
Майор Блоксхэм встал со своего места.
— Что, душа в пятки ушла? — спросил он мерзким голосом.
— О моей душе не волнуйтесь, — ответил коммандант.
— Ну что ж, поеду домой, — сказал майор и на правился к двери. Коммандант допил свой стакан и последовал за ним. Когда он выходил, майор уже уса живался в «роллс-ройс».
— Кстати, просто в порядке интереса, — спросил коммандант, — а во что одеваются мужчины в таких… э-э-э… случаях?
Майор Блоксхэм грязно ухмыльнулся.
— Во что-нибудь розовое, старина, в розовое. Что же еще надеть джентльменам, как не розовое?
[55]
— Он отпустил сцепление, и «роллс-ройс» уехал, а коммандант, оставшись один, в очередной раз испытал то чувство разочарования, которое, кажется, взяло за правило приходить к нему всякий раз, как только он начинал подвергать идеалы, существовавшие в его воображении, проверке практикой. Коммандант постоял какое-то время возле бара, а потом неторопливо добрел до площади и остановился, вглядываясь в лицо великой королевы. До него впервые дошло, почему это лицо выражает подмеченное им еще раньше слегка замаскированное отвращение. «Ничего удивительного, — подумал коммандант, — невелико удовольствие быть королевой страны гомосексуалистов». Верхняя часть памятника была изгажена голубями, и теперь комманданту виделся в этом особый смысл. Он повернулся и медленно пошел назад в гостиницу на обед.
— Противозаконно?! — воскликнул полковник Хиткоут-Килкуун, когда майор передал ему слова комманданта. — Охота незаконна? В жизни не слышал подобного вздора. Да он просто врет. Не удивлюсь, если окажется, что он боится лошадей. А еще что он сказал?
— Признался, что охотится на лис, — ответил майор.
Полковника Хиткоут-Килкууна прорвало.
— Черт побери, я же всегда говорил, что этот тип — негодяй, — завопил полковник. — Только подумать: я рисковал почками, отвечая на тосты подобной скотины!
— Генри, дорогой, не надо так кричать, — сказал миссис Хиткоут-Килкуун, выходя из соседней комнаты. — У меня от этого просто раскалывается голова. А кроме того, умер Вилли.
— Вилли умер? — удивился полковник. — Вчера он прекрасно себя чувствовал.
— Подите посмотрите сами, — грустно произнесла миссис Хиткоут-Килкуун. Мужчины направились в соседнюю комнату.
— О Боже, — сказал полковник, когда они подошли к аквариуму, в котором еще вчера плескалась золотая рыбка. — Любопытно, что же с ней произошло?
— Допилась до смерти, наверное, — попробовал пошутить майор Блоксхэм. Полковник Хиткоут-Килкуун холодно посмотрел на него.
— Не нахожу в этом ничего смешного, — сказал он и, прямой как палка, величественно прошествовал к выходу. Майор Блоксхэм потолкался как неприкаянный по дому и в конце концов вышел на окружавшую дом веранду. Там он и наткнулся на Маркизу, которая стояла у перил, вперив взгляд куда-то вдаль.
— И грешен только человек, а? — жизнерадостно произнес майор. Маркиза сердито посмотрела на него.
— Дорогой, вы обладаете удивительным даром говорить правильные вещи в самое неподходящее время, — отрезала она и странно, как больная, заковыляла по лужайке прочь от дома. Майор остался в полном недоумении: и что это на нее сегодня нашло?
