Когда подъехал коммандант Ван Хеерден, первый, кого он увидел, был стоявший на лестнице у входа майор Блоксхэм, одетый в ярко-красный френч.
— По-моему, вы утверждали, что носите только розовое? — с ноткой беспокойства в голосе спросил коммандант.
— Совершенно верно, старина, совершенно верно. Так я и одет, разве вы не видите? — Майор повернулся и вошел в дом. Коммандант последовал за ним, недоумевая, не начинает ли он сам страдать дальтонизмом. В гостиной толпились люди со стаканами и бокалами в руках, и коммандант с чувством облегчения отметил, что все они были одеты сообразно полу и возрасту. Миссис Хиткоут-Килкуун, в длинной черной юбке, выглядела прекрасно, хотя и казалась слегка бледной. А цвет лица полковника вполне соответство вал цвету его френча.
— Налить вам зеленого шартреза, — спросил полковник, — или по утрам вы предпочитаете желтый?
Коммандант выбрал зеленый. Через какое-то время миссис Хиткоут-Килкуун потихоньку отвела его в уголок.
— Генри вбил себе в голову, что вы стреляете лис, — сказала она, — и он просто бесится из-за этого. Я хочу вас только предупредить, что он дал вам самую жуткую лошадь.
— Да я за всю жизнь ни одной живой лисицы не видел, — честно признался коммандант. — Интересно, как вам удалось внушить ему эту мысль.
— Ну, сейчас это уже неважно. Главное — она засела у него в голове, и из-за этого вам придется сесть на Чаку. Вы действительно умеете ездить верхом? Я спрашиваю совершенно серьезно.
Коммандант Ван Хеерден гордо выпрямился.
— О да, — ответил он. — Полагаю, что умею.
— Надеюсь. Чака — ужасная лошадь. Грубая и своенравная. Не давайте ей взять над вами верх.
Коммандант заверил, что и не собирается этого делать. Через несколько минут все вышли во двор, где уже были наготове гончие. Там же ждала и Чака. Крупная, черная, она стояла несколько поодаль от других лошадей. Ее держал под уздцы человек с маленькими, узко посаженными глазами и практически без лба.
Комманданту было бы трудно сказать, кто из этих двоих вызывал у него большую неприязнь. Занятый мыслями о предстоящей охоте, он как-то позабыл о существовании констебля Элса. Безусловно, перспектива даже просто взобраться на такое чудовище, каким казалась Чака, выглядела малопривлекательно. Но, по крайней мере, так можно было избежать дальнейших контактов с Элсом. С быстротой и энергией, крайне удивившими полковника, коммандант бросился к лошади, мгновенно взлетел в седло и теперь с высоты своего положения смотрел на толкотню и суету внизу. Рвались вперед гончие, беспокойно переступали на месте лошади, участники охоты рассаживались по коням. Наконец Элс, сидевший на низкорослой лошаденке, энергично подудел в рог, и охота тронулась с места. Коммандант мягко послал Чаку вперед. «Я еду на охоту как настоящий английский джентльмен», — с гордостью подумал он и вторично пришпорил коня. После этого никаких мыслей в голове у комманданта уже не оставалось, да и быть не могло. Огромная черная лошадь одним каким-то демоническим прыжком выскочила с хозяйственного двора и влетела в сад. Коммандант, прилагая нечеловеческие усилия, старался удержаться в седле. Куда неслась эта лошадь, было неизвестно, но ясно — не на охоту. Гончие рванулись в совершенно ином направлении. Под коммандантом же промелькнули искусственные каменные горки сада. Потом перед ним вырос и мгновенно остался где-то внизу скульптурно подстриженный куст. Затем на землю упали не только таблички, расставленные перед розовыми кустами полковника, но и сами розы. Всего этого коммандант уже не видел. Он сознавал только одно, что мчится куда-то довольно высоко над землей и с невероятной скоростью. Впереди были кусты азалии, которыми так гордился полковник Хиткоут-Килкуун, а за ними начинался открытый вельд.
[60]
Коммандант Ван Хеерден зажмурил глаза. Молиться было уже некогда. В следующую секунду он почувствовал, что лошадь сделала очередной прыжок.
Резвый галоп, с места взятый лошадью комманданта, произвел на остальных участников охоты смешанное впечатление. Миссис Хиткоут-Килкуун, в цилиндре, возвышающемся над ее аккуратно завитыми сиренево-седыми локонами, безукоризненно сидя в седле, наблюдала, с чувством одновременно острой неприязни к мужу и восхищения коммандантом, как Ван Хеерден скрылся за азалиями. Кем бы и чем бы он ни был во всем остальном, коммандант явно не принадлежал к числу тех, кто пасует перед заборами.
— Видишь теперь, что ты наделал! — прокричала она полковнику, изумленно взиравшему на оставленное коммандантом опустошение. Миссис Хиткоут-Килкуун развернула свою гнедую кобылу и умчалась к еще большему расстройству полковника вслед за коммандантом, попутно нанеся по пути дополнительный ущерб цветникам и газонам.
— По крайней мере, избавились от этого мерзавца, бодро прокомментировал происшедшее майор Блоксхэм.
— Проклятый бур! — воскликнул полковник. — Мало того, что стреляет лис, так он еще перепортил мои лучшие розы.
Харбингер, стоявший позади них, снова с удовольствием протрубил в рог. Ему всегда хотелось посмотреть, что будет, если загнать черной лошади в зад кусок прессованного табака. Теперь ему удалось удовлетворить свое любопытство.
Любопытство комманданта в отношении верховой охоты тоже было удовлетворено, хотя он и не подозревал о той конкретной причине, что вызвала такую резвость Чаки. Удержавшись в седле после первого прыжка лошади, дальше он старался припомнить, о чем именно предупреждала его миссис Хиткоут-Килкуун. Кажется, она говорила что-то насчет того, чтобы он не давал лошади слишком много воли. Но совет был явно неуместен. Коммандант с радостью бы дал этой лошади полную волю и отпустил ее на все четыре стороны, если бы только не опасался, что при этом она сломает ему шею. Но, похоже, единственный для него шанс уцелеть заключался в том, чтобы усидеть на ней, покуда она не выдохнется. С упорством и стойкостью человека, у которого не осталось никаких иных альтернатив, коммандант сжался в седле и с тревогой наблюдал, как каменная стена впереди становится все ближе и ближе. Стена, построенная явно в расчете на жирафов, была бы не под силу любой лошади. Но когда они коснулись земли на противоположной стороне стены, у комманданта возникло ощущение, что он скачет не на лошади, а на каком-то мифическом существе, изображения которого обычно рисуют на бензоколонках. Теперь перед ними была лишь открытая степь, а на горизонте виднелись очертания леса. Коммандант понимал, что в частом лесу он не усидит ни на какой лошади — ни на мифической, ни на настоящей. Лучше было рискнуть переломом шеи на открытом месте, чем наверняка остаться без ног после скачки по лесу. Решившись так или иначе положить конец этой гонке, коммандант крепко ухватился за поводья и резко дернул их.
Миссис Хиткоут-Килкуун, отчаянно скакавшей позади, коммандант представал сейчас совершенно в новом свете. Теперь он ей казался не просто грубо-привлекательным мужчиной, пришедшим из гущи жизни, — каким она считала его до сегодняшнего дня, — но героем ее мечты. Когда-то ей довелось увидеть картину, на которой был изображен Наполеон, пересекающий Альпы на горделиво скачущем коне. И сейчас вид комманданта, с ходу махнувшего верхом через стену, которую никто и никогда даже не пытался перепрыгнуть, напомнил ей чем-то эту картину. Миссис Хиткоут-Килкуун вовсе не хотела лишиться вновь обретенного идола. И потому она с оправданной осторожностью предпочла проехать через ворота. Оказавшись по другую сторону стены, она, однако, с изумлением обнаружила, что и коммандант, и его лошадь исчезли. Она поскакала в сторону леса и через некоторое время к ужасу своему увидела Чаку и ее наездника лежащими без движения на земле. Она подъехала и спешилась.
