— Что скрывается за цифрой двенадцать? — спросила она на следующий день, когда пришла с обходом. Веркрамп побледнел и затрясся.
— Я должна знать, — настаивала врачиха. — Это в ваших же интересах.
— Не скажу, — ответил Веркрамп, который хоть и тронулся умом, но четко понимал: не в его интересах распространяться о том, что скрывается за этой цифрой.
— Я вас спрашиваю как врач, — продолжала настаивать докторша, — все, что вы мне расскажете, останется только между нами.
Но лейтенанта Веркрампа ее слова не убеждали.
— Не знаю, что за ней может скрываться, — ответил он. — Ничего об этом не знаю.
— Так, — сказала врачиха, отметив про себя, что пациент встревожился, когда она заговорила об этой цифре. — Тогда расскажите мне о вашей поездке в Дурбан.
Теперь она уже не сомневалась, что нащупала причины помутнения рассудка Веркрампа. Его реакция доказывала это бесспорно. Когда наконец бормочущего что-то нечленораздельное лейтенанта препроводили назад в постель и дали ему успокоительное, доктор фон Блименстейн была уверена, что вылечить это расстройство она сумеет. Теперь она начала раздумывать уже о том, какую пользу может извлечь для себя из того, что ей удалось узнать. У нее в голове снова зашевелилась мысль о замужестве — впрочем, никогда не покидавшая врачиху.
Заботливо укрыв Веркрампа одеялом и подправив постель, она продолжила свои расспросы:
— Скажите, а правда, что жену нельзя заставить давать показания против ее супруга?
Веркрамп подтвердил, что это действительно так, и доктор фон Блименстейн вышла из палаты, загадочно улыбаясь. Когда час спустя она вернулась, пациент был готов объяснить, почему его так волнует цифра двенадцать.
— Было двенадцать заговорщиков, и они…
— Чепуха, — отрезала врачиха, — полная чепуха. Было двенадцать секретных агентов, все они работали на вас, и их-то вы и вывезли на машине в Дурбан. Так?
— Да. То есть нет. Не так, — завопил Веркрамп.
— Слушайте меня внимательно. Бальтазар Веркрамп, если вы будете врать и дальше, я вам сделаю специальный укол, после которого говорят только правду, и мы получим от вас полное признание. Да так, что вы сами ничего не заметите.
Состояние Веркрампа было близким к панике.
— Нет! — закричал он. — Вы не имеете права!
Доктор фон Блименстейн выразительным взглядом обвела комнату, похожую скорее не на палату, а на тюремную камеру.
— Здесь, — сказала она, — я могу делать все, что сочту нужным. Вы — мой пациент, а я ваш врач, и, если вы будете сопротивляться, я прикажу надеть на вас смирительную рубашку, и вам не останется ничего другого, как подчиниться. Так вот, вы согласны поде литься со мной вашими проблемами? И помните: от меня ваши секреты никуда не уйдут. Я вам врач, и никто не может заставить меня рассказать о том, о чем я говорю со своими пациентами. Этого может по требовать только суд. Тогда, конечно, я вынуждена буду говорить под присягой. — Докторша выдержала паузу, а затем продолжила: — Но вы ведь сказали, что жену нельзя заставить давать показания против мужа, не так ли?
Альтернативы, выбирать из которых предстояло сейчас Веркрампу, потрясли его еще сильнее, нежели взрывающиеся страусы и «голубые» полицейские. Он лежал и думал, что же предпринять. Если он откажется признать свою ответственность за беспорядки в городе и за серию взрывов, то докторша сделает ему этот укол и все равно вытянет из него всю правду, но он при этом лишится ее благорасположенности и поддержки. Если же он признает свою ответственность, то уйти от ответа перед законом сможет, только пойдя к алтарю. Похоже, что выбора у него на самом-то деле и не было. Веркрамп судорожно сглотнул, нервно оглядел комнату — как будто смотрел на нее в последний раз — и попросил стакан воды.
— Вы согласились бы выйти за меня замуж? — спросил он наконец.
Доктор фон Блименстейн ласково улыбнулась.
— Конечно, дорогой. Конечно, согласилась бы, — и в следующее мгновение Веркрамп очутился в ее объятиях, ее губы сильно прижались к губам лейтенанта. Веркрамп закрыл глаза и подумал, сколько еще лет может прожить доктор фон Блименстейн. Но все же это лучше, решил он, чем отправиться на виселицу.
Когда комманданг Ван Хеерден приехал в Форт-Рейпир, чтобы проведать лейтенанта, дальнейший его путь, как и следовало ожидать, оказался сопряжен с преодолением чудовищных препятствий. Первым из них стал человек, сидевший за столом справок в комнате для посетителей. Этот человек решительно отказывался чем бы то ни было помочь комманданту. Из-за нехватки вспомогательного персонала в больнице доктор фон Блименстейн посадила сюда кататонического шизофреника, руководствуясь тем, что его физическая и умственная неподвижность окажется в данном случае полезной. И действительно, после разговора с ним давление у комманданта резко подскочило.
— Я требую свидания с лейтенантом Веркрампом! — орал коммандант на неподвижного кататоника и был уже готов прибегнуть к насилию, как в комнату вошел очень высокий человек с неестественно бледным лицом.
— По-моему, лейтенант лежит в отделении «С», — сказал он комманданту. Ван Хеерден поблагодарил его и отправился в это отделение, но, придя туда, обнаружил, что в нем содержатся женщины, страдающие маниакальной депрессией. Коммаддант вновь вернулся к справочному бюро, и после его очередной безуспешной попытки вступить в общение с сидевшим там кататоником тот же самый высокий и худой человек, который снова случайно заглянул в комнату, уверенно сказал комманданту, что лейтенант должен быть в отделении «Н». Коммандант отправился туда. На этот раз он не смог установить, чем страдают больные этого отделения, но с чувством облегчения отметил про себя, что у Веркрампа, по-видимому, какое-то иное заболевание. Окончательно выйдя из себя, коммандант вновь направился в справочную, но по дороге в коридоре столкнулся с высоким человеком.
— Что, и там его нет? — удивился тот. — Тогда он точно должен быть в отделении «Е».
— Решите наконец, где он, — сердито зашумел коммандант. — Вначале вы называете одно отделение, потом другое, теперь третье.
— Вы подняли интересный вопрос, — ответил ему высокий.
— Какой вопрос? — недоуменно переспросил коммандант.
— Насчет того, чтобы собрать свой ум,
[65]
— ответил высокий. — Ответ на этот вопрос прежде всего предполагает, что мы можем провести различие между умом и мозгом. Если бы вы сформулировали его иначе: «соберите свой мозг», то выводы из такой постановки вопроса были бы совершенно другими.
— Послушайте, — ответил коммандант, — я приехал навестить лейтенанта Веркрампа, а не заниматься тут с вами логикой. — Он развернулся и двинулся дальше по коридору в поисках отделения «Е», но когда отыскал его, то узнал, что в нем содержатся только чернокожие пациенты. Чем бы ни был болен Веркрамп, скорее всего, в отделение «Е» его поместить не могли. Коммандант вновь повернул назад к справочной, бормоча себе под нос, что убьет этого высокого, если только увидит его еще раз. Но внезапно столкнулся с доктором фон Блименстейн, которая ехидно заявила ему, что он находится в больнице, а не в полицейском участке и должен вести себя соответственно. Несколько поумерив свой пыл при виде властной докторши, коммандант последовал за ней в ее кабинет.
