— Ох, я теперь никак не успокоюсь. Так неприятно…
— А у вас это последняя консультация, Марина Михайловна?
Моршанцеву вдруг пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы познакомиться с Мариной Михайловной поближе. Последние пять месяцев он, можно сказать, вел монашеский образ жизни и изрядно этим тяготился.
— Да.
— Я тоже скоро заканчиваю. Может, мы посидим где-нибудь, поболтаем? Если у вас есть время?
— Спасибо за предложение, но я не могу, — Марина Михайловна покраснела и смущенно улыбнулась Моршанцеву. — Вообще, а не только сегодня. Муж, наверное, правильно ругает меня за то, что я не ношу на работу обручального кольца, но мне же приходится часто мыть руки, и я его то и дело забываю. Но мне очень приятно, Константин Дмитриевич…
Заведующая отделением интервенционной аритмологии
Лазуткина Ирина Николаевна
Дочь участкового педиатра может хотеть стать врачом. Благородная профессия, служение людям, врач — везде и всегда врач, и все такое. С другой стороны — не по стопам отца-артиллериста же идти? Женщина в артиллерии — это вообще нонсенс!
Отец Ирины Николаевны голову имел не только для того, чтобы фуражку на ней носить. Из тридцати двух лет службы он только первые семь, как было принято выражаться, «мыкался по гарнизонам», а остальные двадцать пять прослужил в Генштабе. Да и «мыкался» он не по Камчатке, Приамурью и Забайкалью, а по очень даже неплохим местам — начинал службу в Николаеве, продолжил в Каунасе (теперь оба этих города стали заграничными), а потом осел в Москве.
Считалось, что мать работает на участке ради семьи, ради того, чтобы больше оставалось времени на домашние дела и воспитание дочери. Но это только так считалось, потому что некоторый избыток свободного времени у участковых педиатров образуется только летом — примерно со второй недели июня по предпоследнюю неделю августа, когда большая часть их пациентов разъезжается по лагерям-побережьям-дачам. Все остальное время и на приеме приходится пересиживать (разве ж можно не принять кого-то из пришедших, сославшись на нехватку времени?), и по вызовам бегать до позднего вечера (педиатрические участки как минимум вдвое больше взрослых по территории, и вызывают к детям чаще, чем ко взрослым).
Ирина еще в четвертом классе решила стать врачом, но ни в коем случае не педиатром и тем более не участковым. Мать часто и искренне завидовала подругам, оставшимся на кафедрах или работавшим в крупных «именитых» стационарах, что не могло не сказаться на выборе дочери.
Отличница, заместитель председателя Совета СНО
[14]
по научным проектам, хороший английский, работоспособная, ответственная и организованная, едва не пролетела мимо заветной ординатуры по кардиохирургии в НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии им. академика Ланга, потому что у всех трех конкурентов было солидное преимущество — хорошие связи в медицинских кругах. Пришлось поднапрячь отца, у которого был сослуживец, жена которого, и так далее. Казалось бы — какая связь между Генштабом и НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии? Вроде бы и никакой, но место в ординатуре досталось Ирине. Главная конкурентка, дочь заведующего кафедрой патологоанатомии, толстая щекастая дура, которую, кроме медицинской статистики, и пускать никуда нельзя было, с ее-то безграмотностью, принародно намекнула на то, что Лазуткина добивается своего причинным местом, за что сразу же получила звонкую оплеуху. Оплеуха оплеухой, а с подобными намеками приходилось сталкиваться не раз. И не два, и не три… Разве женщина не может одновременно быть и красивой, и умной? Может, еще как может! Но дураки и завистники все равно будут намекать, что карьера делается передком, особенно если тебе удается делать карьеру.
Мы по десять лет корпим над диссертациями, а эта фря не успела прийти, как уже защитилась.
Мы полтора десятка лет работаем в институте, а эта проныра вылезла в заведующие, толком во врачах не отходив.
Мы тут — о-го-го, а она того-этого!
Хоть бы еще думали, прежде чем намекать! Кого она соблазнила? Директора института? Так ни для кого не секрет, что он в силу своего почтенного возраста женщинами давно не интересуется. А может, зама по лечебной работе Субботину? Или директорскую дочь — заместителя папы по науке? Люди болтают не думая, лишь бы сболтнуть. И чем неправдоподобнее слух, тем скорее ему верят и усерднее его разносят. Разумеется, проще «списать все на передок», нежели признать, что Лазуткина будет поумнее и повменяемее многих, и потому она в свои годы заведует отделением, да не каким-нибудь там, а отделением интервенционной аритмологии. Дура, привыкшая добиваться всего в жизни передком, а не мозгами, завалит заведование в считаные недели. Заведовать отделением — это не только распоряжаться и приказывать, это еще и контролировать, направлять и поправлять, причем вовремя. Чтобы лечение шло своим чередом и в положенные сроки, чтобы пациенты выписывались на амбулаторное лечение, а не вывозились в морг, чтобы пациенты были довольны и поменьше жаловались, чтобы персонал тоже был доволен и пореже увольнялись… заведующие отвечают за все, что творится в их отделениях, а отвечать за все могут только те, у кого есть голова на плечах. Те, у кого вместо головы, образно говоря, репа или тыква, и за себя-то ответить не в состоянии, не то что за других.
Хороший заведующий — это не тот, кто торчит в своем отделении с утра до ночи. Хороший заведующий — это не тот, кто стремится сделать все сам. Хороший заведующий — это не тот, кого любят подчиненные. Хороший заведующий — это тот, в чьем отделении все идет так, как должно идти. Ирина Николаевна не любила пересиживать сверх положенного, предпочитая делать свою работу в рабочее время. Если когда-то надо задержаться — так надо, но растягивать процесс, спокойно умещающийся в семь-восемь часов, на двенадцать нет никакой нужды. Однажды на собрании заведующих Алина Ханбекова, заведующая пятым кардиологическим отделением, специализирующимся на лечении артериальной гипертонии, поставила себе в заслугу постоянные уходы домой в девятом часу вечера. Валерия Кирилловна в ответ не без ехидцы посоветовала брать пример с Лазуткиной, подчеркнув, что ее как заместителя директора по лечебной работе интересует качество этой самой лечебной работы, а не количество отсиженных «на толстой попе» (так и сказала, намекнув на пышные габариты Ханбековой) сверхурочных часов. Проводить рабочее время можно по-разному — Лазуткина начинает работать сразу же, как приходит, а Ханбекова, с ее чаепитиями безумной длины (ну совсем как в льюис-кэрролловской «Алисе»), едва-едва раскачивается к часу дня. А там уже и до обеда рукой подать, а после обеда как по новой чаю не выпить… Вот и приходится постоянно задерживаться, делать обходы в седьмом часу вечера и на ночь глядя мучить дежурных сестер новыми назначениями. Сестры радуются, иногда прямо до слез: одно дело — днем назначения менять и больных предупреждать, кому завтра с утра не есть, а кому в баночку помочиться, и совсем другое — делать это, когда две трети отделения уже спит. И ведь чувствует себя героем, труженицей великой.
