Шепот доносился со стороны окна. Он открыл глаза. По ту сторону стекла он различил контур детской головы. Оскар скинул с себя одеяло, но не успел вылезти из кровати, как Эли прошептала:
— Подожди. Лежи. Можно мне войти?
Оскар прошептал в ответ:
— Да-а…
— Пригласи меня войти.
— Входи.
— Закрой глаза.
Оскар зажмурился. Окно распахнулось, холодный порыв ветра пронесся по комнате. Окно осторожно закрылось. Он различил дыхание Эли, спросил:
— Можно открыть?
— Подожди.
Диван в соседней комнате заскрипел. Мама встала. Оскар продолжал лежать с закрытыми глазами и вдруг почувствовал, как одеяло приподнялось и холодное обнаженное тело скользнуло в пространство между ним и стеной. Эли натянула одеяло на них обоих и съежилась за его спиной.
Дверь в его комнату открылась.
— Оскар?
— Мм?
— Это ты разговариваешь?
— Не-а.
Мама постояла в дверях, прислушалась. Эли лежала рядом, не двигаясь, вжав лоб между его лопатками. Ее теплое дыхание щекотало спину.
Мама покачала головой.
— Наверное, опять эти соседи. — Она снова прислушалась, сказала: — Спокойной ночи, солнышко мое. — И закрыла дверь.
Оскар остался наедине с Эли. За спиной раздался шепот:
— «Эти соседи»?
— Тсс!
Диван снова заскрипел, когда мама легла обратно в постель. Он посмотрел на окно. Закрыто.
Холодная рука скользнула по его боку и застыла на груди, возле сердца. Он накрыл ее своими ладонями, пытаясь согреть. Другая рука проскользнула под мышкой, обвила его грудь и просочилась меж ладонями. Эли повернула голову, прижавшись щекой к его спине.
Комнату наполнил новый запах. Слабый запах папиного мопеда с полным бензобаком. Бензин. Оскар наклонил голову, понюхал ее руки. Точно. Пахло от них.
Так они и лежали. Когда Оскар услышал мамино ровное дыхание из соседней комнаты, когда их сплетенные руки окончательно согрелись на его сердце и стали влажными, он прошептал:
— Где ты была?
— Ходила за едой.
Ее губы щекотали его лопатку. Она высвободила руки из его ладоней, перевернулась на спину. Какое-то время Оскар оставался неподвижен, глядя в глаза Джину Симмонсу. Потом лег на живот. Из-за деревьев над головой Эли с любопытством выглядывали человечки. Ее глаза были широко открыты и казались иссиня-черными в лунном свете. По рукам Оскара пробежали мурашки.
— А твой папа?
— Его больше нет.
— Как это — нет? — Оскар невольно поднял голос.
— Тсс… Не важно.
— Но… как это… он что?..
— Говорю же — неважно.
Оскар кивнул в знак того, что больше не будет задавать вопросов. Эли положила руки под голову и уставилась в потолок.
— Мне было одиноко. Вот я и пришла. Ничего?
— Конечно. Но… ты же совсем голая…
— Извини. Тебе это неприятно?
— Нет. Но разве ты не мерзнешь?
— Нет. Нет.
Белые пряди в ее волосах исчезли. Да и вообще выглядела она куда лучше, чем вчера. Щеки округлились, так что на них даже появились ямочки, когда Оскар в шутку спросил:
— Надеюсь, ты не проходила в таком виде мимо «секс-шопа»?
Эли засмеялась, но тут же состроила серьезную мину и произнесла загробным голосом:
— Проходила. И знаешь, что сделал тот мужик? Высунул голову и сказал: «Иди-и-и сюда-а-а… иди-и-и сюда… я дам тебе конфе-е-ет… и бана-а-анов!»
Оскар уткнулся головой в подушку, Эли приникла к нему и прошептала ему на ухо:
— «Идиии сюда-а-а! Конфе-е-еты! Пастила-а-а!»
Оскар сдавленно выкрикнул в подушку:
— Прекрати!
Они еще немного подурачились. Потом Эли начала разглядывать книги на полке, и Оскар вкратце пересказал ей свою любимую, «Туман» Джеймса Херберта. Лежа на животе, Эли изучала книжные корешки, а ее спина белела в темноте, словно лист бумаги.
Он поднес руку так близко, что почувствовал ладонью тепло ее тела. Потом растопырил пятерню и пробежался кончиками пальцев по ее спине, приговаривая шепотом:
— Ползет-ползет паучок, угадай, сколько ног!
— Мм… Восемь?
— Точно!
Потом они поменялись ролями, но у него угадывать получалось значительно хуже. Зато в «камень, ножницы, бумага» он выиграл с большим отрывом. Семь—три в его пользу. Они сыграли еще раз. Он выиграл со счетом девять—один. Эли даже немного рассердилась.
— Ты что, заранее знаешь, что я выберу?
— Да.
— Откуда?
— Знаю, и все. Вижу. Как картинку перед глазами.
— Давай еще раз. Я постараюсь не думать.
— Ну, попробуй.
Они сыграли еще раз. Оскар выиграл со счетом восемь— два. Эли притворилась обиженной и отвернулась к стене.
— Я с тобой больше не играю. Ты жульничаешь.
Оскар посмотрел ей в спину. Хватит ли у него смелости? Да, пока она на него не смотрит, пожалуй, хватит.
— Эли… Хочешь стать моей девочкой?
Она повернулась к нему, натянув одеяло до самого подбородка.
— А что это значит?
Оскар уставился на корешки книг, пожал плечами.
— Ну… что мы с тобой типа вместе.
— Как это — вместе?
Она напряглась, в голосе сквозило подозрение. Оскар поспешил добавить:
— Хотя у тебя, наверное, уже есть парень в школе.
— Нет, но… Оскар, я не могу… Я не девочка…
Оскар прыснул:
— А кто же? Мальчик, что ли?
— Нет… Нет.
— И кто же тогда?
— Никто.
— Что значит — никто?
— Никто. Не ребенок. Не взрослый. Не мальчик. Не девочка. Никто.
Оскар провел пальцем по книжному переплету «Крыс», поджал губы, покачал головой:
— Так да или нет?
— Оскар, я бы с удовольствием, но… может, оставим все как есть?
— …Ну ладно…
— Ты расстроился? Если хочешь, можем поцеловаться.
— Нет!
— Ты не хочешь?
— Не хочу.
Эли нахмурилась.
— А когда люди вместе, они делают что-нибудь особенное?
— Нет.
— То есть все будет… как всегда?
