Взрослые переглянулись и поморщились. Я вспомнил, что их объединяло общее увлечение: они много времени провели в подвале, совершенствуя самодельные сорта светлого пива.
— Ладно, тащи «Будвайзер», — решил Уит.
Принесли крылышки и пиво. Мы ели и пили в полном молчании. Когда пиво кончилось, отец заказал еще по бутылке. Я удивился: неужели он хотел напоить нас допьяна? Щеки его разгорелись, он с сердитым видом косился на музыкальный автомат, из которого несся тяжелый металл. Я разбирал отдельные фразы песни: «Ты была заводной деревенской девчонкой… А ну заглоти меня, детка…»
Когда началось гитарное соло, отец вздрогнул.
— Натан, тебе нравится такая музыка? — спросил он. — Это что, такое… веяние времени?
У него осталась пивная пена на верхней губе.
— Ну, не то чтобы нравится… — ответил я.
— Как эта фигня называется? — спросил Уит.
— Тяжелый металл.
— Металл! — рассмеялся отец. — Свинец или золото. Значит, это и есть самая продвинутая музыка. А знаете, что получится, если переложить на музыку квантовую теорию?
— Ёперный театр! — тут же выдал Уит.
— Мне кажется, рэп, — сказал я.
— Ответы неверные, — заключил отец. — Получится звук казу,
[63]
звучащего в лесу.
— Ты что, выпил лишнего? — спросил я, не скрывая удивления.
Отец, склонив голову набок, дослушал скрежещущее гитарное соло до заключительного аккорда, а затем поднял указательный палец и сказал:
— Вот, слышали? Это была эякуляция. — И он зажал себе рот, сдерживая смех.
— Сэм, держи себя в руках! — сказал Уит.
— Сын, скажи мне, — продолжал отец, не слушая его, — а кто в этом тяжелом металле Телониус Монк?
Я отхлебнул пива и ответил:
— Думаю, там таких нет.
— Вот, видите, — удовлетворенно заключил отец, макая куриное крылышко в соус для барбекю. Затем он отправил крылышко в рот, оставив каплю соуса у себя на груди. — А, черт! Я ранен! — вскричал он, пытаясь оттереть красное пятно.
Мы рассмеялись, и этот смех эхом отозвался у меня в голове, а потом заполнил и оживил весь бар. Я обнаружил, что слышу звуки бильярдного стола, хотя на нем никто не играл: удар кием и стук шаров друг о друга.
— По всей видимости, я пьян, — сказал отец, поднимая кружку. — Такой опытный пивовар мог бы быть повыносливее.
Уит, держа бутылку «Будвайзера» обеими руками, начал отсчет, как перед стартом ракеты:
— Пять, четыре, три, два, один, зажигание. Поехали!
Он осушил бутылку одним глотком и тут же пустился в космические воспоминания:
— Вы, ребята, тут живете и даже не понимаете, как вам повезло. Там, наверху, любая мелочь становится проблемой. Вот как вы думаете: можно в условиях невесомости поссать по параболе? Да ни за что, мать ити! А какое это удовольствие! Я, когда еще жил с Нэнси, бывало, выйду с утра в сад и давай ссать по параболе на ее коллекционерские розы… Но это не со зла, вы же понимаете.
Отец поморщился.
— Вот пожалуйста, — сказал он, обращаясь ко мне. — Самое заветное желание у человека — пописать в саду. Наш Уит просто неандерталец в скафандре. Уит, скажи, ты часто в космосе мастурбировал?
Пошутив, он сам засмеялся резким, дребезжащим смехом. Одному богу было известно, что происходило в его голове — какие-нибудь химические реакции с участием лекарств и пивного хмеля. Такую реакцию, наверное, можно было записать в виде формулы, типа фотосинтеза, и тогда его поведение получило бы объяснение. Глядя на этого болтливого человека с его вульгарными шуточками, я испытывал странное чувство: сожаление об отце, которого у меня не было. Вот такой человек мог бы научить меня играть в бейсбол. Он отпускал бы сальные остроты, завидев на улице симпатичную девушку. Он защищал бы меня от пуританских запретов со стороны матери. Говорил бы ей: «Синтия, а может, надо не кричать, а дать парню побольше свободы?»
Уит, хитро улыбаясь, макнул куриное крылышко в соус. Похоже, ему было важно, чтобы победа в словесном поединке осталась за ним.
— В этом деле своя физика, — сказал он. — Без силы тяжести, я тебе скажу, с этим не всякий справится. Но на Луне, говорят, еще труднее.
Отец не улыбнулся. Лицо его вдруг вытянулось, и он уставился на клеенчатую салфетку, лежавшую перед ним на столе. На ней был изображен цыпленок, убегающий от здоровенного мясника с ножом.
— Я хочу еще выпить, — сказал он, жестом подзывая бармена. Когда тот подошел, отец спросил: — У вас есть скидки для смертельно больных?
Слово «больных» было серо-стального цвета.
Тупое лицо бармена не выразило никакого удивления.
— Скидки только для пожилых, — сказал он, вытирая со стола. — Есть кто старше шестидесяти пяти?
— Понятно, — выдохнул в ответ отец.
Бармен забрал пустые тарелки и вернулся на свое место смотреть футбол по укрепленному на стене телевизору.
— Может, хватит пить? — спросил Уит у отца.
В ответ тот отхлебнул из бутылки и сказал:
— Есть одна вещь, которую я бы хотел сделать, прежде чем умру. Вы мне ничего не должны, но, если бы помогли, я был бы страшно благодарен.
— Какая вещь? — спросил Уит.
число слоев в головном мозге человека — шесть
— Что бы ты хотел сделать? — присоединился я.
И снова я попался в ловушку, подстроенную моим воображением: принял отца за нормального человека с нормальными предсмертными желаниями — совершить полет на «Конкорде» или нырнуть с аквалангом где-нибудь на Большом Барьерном рифе.
Он наклонился к нам поближе и сказал:
— Побывать на Стэнфордском ускорителе. Хочу еще раз увидеть туннель. И если получится, попытаться в последний раз получить призрачную частицу. Есть одна идея, как ее найти…
— А пустят тебя туда? — усомнился Уит. — Ты же в проекте с ними больше не участвуешь.
— Ну, мы используем старые связи. Ничего, никто не осудит. Как вам? Съездили бы втроем в Калифорнию на машине. Я знаю там недорогие гостиницы…
— Ага, знаю, с континентными завтраками, — подхватил Уит.
Я вообразил, как Уит ведет «олдсмобиль» и иногда, чтобы отдохнуть, дает мне порулить. Отец спит на заднем сиденье. Мы пересекаем Средний Запад. Конечно, мама ни за что бы на это не согласилась, но я видел, как хочется этого отцу. Неизвестная науке частица — для него это было почти то же, что для других людей Господь Бог.
