Что было еще интереснее, за этим джентльменом остался едва уловимый запах гвоздичного одеколона.
Но опять-таки: царство Осли находилось всего в одном квартале к востоку, где железная решетка с воротами окружала пораженные проказой стены на углу Кинг-стрит и Смит-стрит. Каждый раз, когда Мэтью проходил мимо этого здания, у него мурашки ползли по коже и ноздри раздувались — так что, быть может, вонь Осли исходила здесь от желтых кирпичей или от самого воздуха, веющего мимо закрытых ставней и потемневших дверей.
— Э-гм… Мэтью, — начал Григсби, глядя на дрожащий язычок пламени сальной свечи в фонаре на углу. — Ты только не считай меня трусом в мои старые годы. Но… не мог бы ты немножко еще со мной пройти? — Он правильно уловил нежелание Мэтью отклоняться от прямого пути к дому и добавил: — Хочу тебя попросить об одной очень важной вещи.
Мэтью не совсем понимал, что может быть настолько важно, чтобы дать за это себя убить, да и Нью-Йорк в предутренние часы — совсем не тот знакомый город, каким он был вчера, но Мэтью подумал, что, кем бы ни был этот Маскер, убийство мистера Деверика должно было послужить для него снотворным не хуже горячего пунша.
— Да, конечно, — согласился он, и они зашагали дальше.
Дорога вела мимо приюта. Григсби молчал, быть может, из почтения к тому, что Мэтью здесь пришлось пережить, хотя он не мог знать о ночных наказаниях, которым Осли подвергал своих подопечных. Мэтью не глядел ни вправо, ни влево, только прямо перед собой. Вместо единственного здания, как было во времена Мэтью, сейчас здесь стояло три дома, хотя их называли по-прежнему одним словом «приют». В самом большом и старом все еще содержали мальчишек с улицы, выброшенных из распавшихся семей, жертв насилия со стороны и индейцев, и колонистов, иногда совсем безымянных, не помнящих прошлого и не надеющихся на будущее. Во втором доме жили девочки-сироты под надзором мадам Паттерсон и ее помощниц — церковь Троицы выписала ее сюда из Англии за свой счет. В третьем доме — недавно построенном уродливом здании с серыми кирпичными стенами и черной шиферной крышей — распоряжался генеральный прокурор, здесь содержались должники и просто обнищавшие и опустившиеся люди, чьи поступки нельзя было назвать преступлениями, но от которых ожидалось, что они сотрут пятна в своем прошлом физическим трудом на благо города. Низкое приземистое здание с решетками, ставшее известным последнее время под именем «бедняцкий дом», вызывало дрожь у каждого работяги, у которого могло не хватить монет, когда придется оплачивать счета.
Мэтью, уже почти совсем пройдя мимо, разрешил себе посмотреть в сторону приюта для мальчиков. Дом был темен, тих гнетущей тишиной, мерзкой тяжестью кирпичей и извести, своими скрытыми тайнами, и все же… все же… за запертыми ставнями — не огонек ли свечи там мелькнул? Не Осли ли там бродит, переходя из комнаты в комнату, прислушиваясь к дыханию юных и беззащитных? Это он остановился возле чьей-то койки и мерзким фонарем светит на спящее лицо? А его «помощники» из старших, набранные для поддержания силового порядка среди тех, кто в жизни знал только грубость и побои, отворачивают взгляды от света и устраиваются снова в ночном убежище?
Нет, такие мысли бесплодны. Нет свидетелей — ничего нет. И все же когда-нибудь кто-нибудь из выпускников может пожелать открыть закону свои мучения, и в этот день, быть может, Мэтью увидит, как Осли увозят в фургоне.
Они миновали еще несколько домов и заведений, но в этой части города между приютом позади и гаванью впереди за два длинных квартала серая дымка висела даже в солнечный день, а ночь казалась еще темнее. Неподалеку справа расположилось кладбище рабов, слева — братские могилы, и население их было обозначено — по мере возможности — именами на маленьких деревянных крестах. К востоку от братского кладбища все еще обрабатывал свои два акра кукурузы голландский фермер по фамилии Дирксен, и прочный фермерский дом белого кирпича мог простоять века.
— Скоро приезжает моя внучка, — сказал Григсби.
— Извини? — переспросил Мэтью, не уверенный, что правильно расслышал.
— Берил, моя внучка. Приезжает… то есть должна была быть здесь три недели назад. Я просил преподобного Уэйда прочесть от моего имени молитву за нее, и не раз. Но мы же все знаем, насколько неточны расписания прихода кораблей.
— Да, конечно.
— Может, они попали в штиль. Или с парусами что-нибудь случилось, или руль сломался. Морские путешествия — дело трудное.
— Да, очень трудное, — согласился Мэтью.
— Я теперь жду ее со дня на день. И об этом-то я и хотел попросить.
— Прости, не понял?
— Точнее, это связано с тем, о чем я хотел попросить. Берил — девушка решительная до безрассудства, очень похожа на отца. Полна жизни и энергии и… ну, такой старой чернильной крысе с ней не справиться.
— Я не знал, что у тебя есть внучка.
— Есть, есть. У меня есть второй сын и двое внуков. Они меня провожали в порту, когда я уезжал создавать себе имя в колониях. И они отлично устроены. Но Берил… ей нужно руководство, Мэтью. Нужна… как бы это сказать? Опека.
— Ты хочешь сказать, надзор?
— Ну да, но… у нее колоссальная тяга к… я думаю, правильное слово — к приключениям.
Мэтью промолчал. Они подходили к дому Григсби. Вокруг стояли другие дома, впереди расположились портовые склады.
— Ей только что исполнилось девятнадцать. Трудный возраст, правда ведь? — Мэтью опять ничего не сказал, и Григсби продолжил: — Но у нее была должность. Она два месяца была учительницей в Мэрилбоне, пока школа не сгорела.
— Извини?
— К счастью, никто не пострадал. Но Берил опять оказалась на мели. Ну, не в буквальном смысле, конечно. Она меня уверила, что корабль, на котором она себе купила проезд, пересекал океан уже шесть раз, так что капитан дорогу знает. Как ты думаешь?
— Я думаю, да.
— Но волнует меня ее темперамент, Мэтью. Она хочет найти себе работу здесь, и по моей рекомендации — и из-за той очень лестной статьи о пекарне миссис Браун — директор Браун предложил ей место у себя в школе с испытательным сроком. Она должна доказать свое умение работать и серьезность своих намерений. Так ты согласен?
Этот вопрос застал Мэтью врасплох — он не понял, что имеет в виду Григсби. В воздухе пахло яблоками. На холме неподалеку расположился сад и дом, где жила пожилая голландская чета, гнавшая лучший в городе сидр.
— Согласен на что? — спросил он.
— На то, чтобы немножко поопекать Берил. Ну, понимаешь — чтобы не угодила ни в какую передрягу до того, как директор школы составит о ней свое мнение.
— Я? Нет, не думаю, что я подхожу для такой работы.
Григсби остановился и посмотрел на Мэтью с таким изумленным весельем, что Мэтью тоже пришлось остановиться.
— Не думаешь, что ты для такой работы подходишь? Юноша, я никого другого не могу найти, кто для нее так подходил бы! Ты человек серьезный, без глупостей, практичный. Надежный и верный. Не напиваешься и не гоняешься за каждой юбкой.
