Мэтью слегка поморщился:
— Я и не знал, что я такой скучный.
— Нет, я говорю серьезно. Ты бы очень благотворно влиял на Берил. Поддерживающая рука человека почти ее возраста. Который может служить для нее примером. Понимаешь?
— Примером? Абсолютной и неодолимой скуки? Брось, Марми, мне уже пора домой.
Он снова зашагал к дому Григсби, и печатнику пришлось не отставать от него. Или, более точно, от светлого круга фонаря.
— Но ты подумай, ладно? Просто немножко поводить ее по городу, представить ее достойным людям, чтобы она почувствовала себя уютно?
— Я бы сказал, что это работа как раз для деда.
— Что да, то да. И еще как да! Но иногда при всех своих добрых намерениях дед оказывается просто старым дураком.
— Вот твой дом, — сказал Мэтью.
Обиталище Григсби, имеющее с одного фланга кузницу якорщика, с другой — мастерскую канатного плетельщика, располагалось рядом с яблоневым садом и выходило фасадом на Ист-ривер. Дом был сложен из простого белого кирпича, но Григсби придал ему индивидуальность, приделав ярко-зеленые двери и ставни, а над дверью повесив резную вывеску: «М. Григсби, печатник». Рядом с домом расположилось небольшое кирпичное строение, сарай с опущенным полом, где у голландцев была молочная, а Григсби хранил типографскую краску, бумагу и части типографского пресса.
— Но ты хотя бы подумаешь, да? — спросил Григсби, уже стоя на первой ступеньке. — Мне действительно нужна твоя помощь.
— Я подумаю, но ничего не обещаю.
— Великолепно! Большего я и ожидать не мог. Спасибо за компанию и за свет. — Он достал из кармана ключ и остановился, держа одну руку на засове. — А теперь послушай меня. Домой иди осторожно. Очень осторожно. Понимаешь?
— Понимаю. Спасибо тебе.
— Отлично. Увидимся в четверг, поможешь мне делать следующий выпуск.
Мэтью попрощался и направился домой, на север по Квин-стрит вдоль реки. В этот ранний час у него теснилось в голове много мыслей, но поймал он себя на рассуждениях именно о внучке Григсби. С одной стороны, он надеялся, что корабль не попал в шторм. На три недели опоздал? Конечно, ветра и течения бывают переменчивы, но все-таки…
Он знал, почему ему не хочется опекать внучку Григсби, и ему было несколько стыдно, потому что истинная причина была совершенно эгоистичной, хотя и понятной. Мармадьюк — душа-человек, но его нескладная фигура, его неприятные привычки — например, брызгаться слюной через щели в зубах или пукать, как гонг, — совсем не то, что хочется увидеть у молодой девушки. Мэтью даже передернулся при мысли, что за пугало это может быть. Вот почему она оказалась на корабле, плывущем через бурную Атлантику в грубый колониальный город, и вряд ли тут дело в пожаре в мэрилбонской школе.
Но сейчас ему хотелось лишь одного: содрать с себя окровавленную рубашку, вымыть лицо и лечь спать. В десять утра надо слушать показания вдовы Маклерой — вот это будет работка! — а потом в час дня — тайна, которую Мэтью уже мечтал разгадать: личность и цель таинственной миссис Кэтрин Герральд.
Хотя свечка в фонаре догорела гораздо раньше, чем он убрался с улиц, а живое воображение подсказывало ему, что за ним, отставая на двадцать ярдов, крадется некто в черном, готовый ждать другой ночи, но до гончарной лавки он добрался без приключений, поднялся по лестнице и влез через люк в безопасный уют своего скромного королевства.
Глава девятая
Дьявол снова принялся бить жену, когда Мэтью сквозь двери с инкрустациями морозного стекла ступил на красный ковер вестибюля гостиницы «Док-хаус-инн». Она расположилась в красивом здании из красного и черного кирпича, трехэтажном, построенном в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году на месте сгоревшей гостиницы Ван Пауэльсона. Изнутри стены были облицованы темным дубом, а солидная мебель создавалась в расчете на людей, умеющих ценить разницу между необходимостью и комфортом. В сводчатой нише стоял спинет, украшенный написанными маслом сценами из «Сна в летнюю ночь» — иногда здесь местными музыкантами устраивались концерты, и публики на них хватало. Все в «Док-хаус-инн» — от роскошных восточных ковров до живописных портретов ведущих коммерсантов Нью-Йорка — говорило о богатстве и влиянии. Трудно себе представить, что всего в сотне ярдов отсюда качаются у причалов мачты кораблей и шмыгают крысы под ногами потных грузчиков.
Для беседы с миссис Герральд Мэтью надел свой лучший темно-синий сюртук, белый галстук, белую рубашку и жилет на серебряных пуговицах. Дождик с солнечного неба — голландцы говорили, что это слезы жены, которую бьет дьявол, — настиг Мэтью на Бродвее прямо за углом. Волосы у него промокли, сюртук потемнел на плечах — уж такая выдалась в этот день погода: пробежали облака, плюнули на город дождем и помчались дальше. С улиц под солнцем поднимался пар, снова собрались облака и опять заплакала несчастная жена дьявола — и так с самого полудня.
Но у Мэтью не было времени беспокоиться по поводу своего появления в промокшем виде — главное, что ему вообще удалось появиться: сломанная подвода с бревнами перегородила дорогу и повозкам, и пешеходам, так что Мэтью опоздал почти на три минуты. Четыре раза по дороге от «Золотого компаса», где они с магистратом Пауэрсом обедали, его останавливали знакомые, желающие расспросить о подробностях прошедшей ночи. Конечно, уже все в городе знали об убийстве мистера Деверика, да так подробно, что у Мэтью возникло недоумение: зачем вообще нужен листок при такой скорости распространения слухов? Даже вдова Маклерой сегодня в десять утра то и дело отвлекалась на вопросы об убийстве, забывая, что пришла свидетельствовать об украденных простынях. Да и магистрат был настолько взволнован рассказом Мэтью — и очевидным подтверждением, что так называемый Маскер совершил еще одно злодейство, — что тоже не мог сосредоточиться на ее ответах.
За обедом Пауэрс пожелал Мэтью удачи, но никакой больше информации о предстоящей встрече не выдал.
Мэтью отвел со лба мокрые волосы, поковырял пальцем в зубах, чтобы очистить их от остатков только что съеденного пирога с треской, и подошел к мистеру Винсенту, сидевшему за конторкой в тщательно завитом парике. У него за спиной настенные часы с астрологическими знаками подтверждали, что Мэтью действительно опоздал на три минуты.
— Мэтью Корбетт к миссис Кэтрин Герральд, — доложил о себе Мэтью.
— Миссис Герральд ждет вас в гостиной, — был дан ему чопорный ответ от весьма горделивого владельца. — Вот сюда. — Он шевельнул пальцем в ту сторону.
— Спасибо.
— Э-э… одну минуточку, молодой человек. Мне верно рассказывали, что вы были одним из первых этой ночью на месте трагедии?
— Да, сэр. Но прошу меня извинить, я должен идти.
Эти слова Мэтью говорил уже на другой стороне вестибюля, где два шага отделяли его от закрытых деревянных дверей и расположенной за ними гостиной.
— Не сочтите за труд остановиться на обратном пути! — То, что у другого звучало бы просьбой, у повелительного Гильяма Винсента стало приказом. — Мистер Деверик был большим другом «Док-хаус-инн»!
