Он вспомнил, что именно так говорил ему дантист за мгновение до того, как боль в дупле коренного зуба чуть не помутила рассудок.
Острие иглы коснулось кожи. Бедра Дебби крепко стискивали ему грудь, мешая дышать.
— Будет немножко больно, — предупредила она, и игла вошла в плоть.
Это, должно быть, и есть любовь.
Слезы покатились из-под зажмуренных век. Он крепко прикусил нижнюю губу.
— Тихо, тихо, — прошептала она. — Уже почти все.
Игла прошла насквозь. Она вытащила ее с другой стороны и приложила к уху холодную влажную ткань, чтобы промокнуть капельки крови.
— Теперь еще раз, — предупредила она. Игла опять вошла в свежесозданное отверстие и осталась в ухе. — Я знаю парня, у которого пять серег в одном ухе. Ты не хочешь парочку?
— Нет! — воскликнул он прежде, чем эта идея могла укрепиться в ее сознании. — Одной вполне достаточно!
— По-моему, ты будешь просто замечательно выглядеть.
Наклонившись так, что волосы стали щекотать его лицо, она аккуратно принялась водить иглой в дырке — туда-сюда.
— Это чтобы отверстие не затянулось. Понимаешь, если оставить так, дырка быстро зарастает. — Она вытащила иглу и откинула волосы за спину. Джон увидел в каждой мочке ее уха по три сережки-гвоздика. Она вынула одну — слева. — Будешь носить эту. Это настоящий алмаз. Сырой алмаз, понимаешь? Но он тоже сверкает, видишь? — Она повертела серьгу перед глазами. Алмаз вспыхнул ярким блеском. Потом воткнула сережку в ухо — еще один уровень боли — и закрепила изнутри маленьким зажимом. — Вот и все.
О Пресвятая Дева Мария, подумал Джон. Кажется, я не кричал.
Она подхватила пальцем слезинку с его щеки и слизнула ее языком. Потом отложила в сторону инструмент пыток и прилегла ему на плечо. Пальцы продолжали поглаживать грудь.
Где-то посреди ночи, когда дождь барабанил в стекло, Джон проснулся и услышал сдавленные, страшные звуки. Она рыдала, повернувшись к нему спиной и уткнувшись в подушку. Он чуть-чуть шевельнулся, и плач тут же оборвался на странной ноте.
Он лежал, ощущая жжение под прикрытыми веками. Дебби Стоун выплакивала свою душу.
Глава 18
Стук в дверь. Очень настойчивый, нетерпеливый. Джон пошел открывать.
На пороге стоял отец Стаффорд.
— Вернулся наконец, блудный сын! Джон, ради Бога, где ты пропадал вчера? Отец Макдауэлл обыскался тебя! — Взгляд Дэррила вдруг замер, и Джон знал почему. — Джон! Скажи мне, что у тебя в ухе?
— Сырой алмаз, — ответил он и вернулся в ванную продолжать прерванное умывание ледяной водой.
Пятница. Восемь утра. Не прошло и получаса, как он вернулся к себе от Дебби.
— О-о, — протянул Дэррил, стоя в дверях. — Отлично. Теперь все ясно. Ты пропадаешь на весь день — и на всю ночь, никого даже не удосужившись предупредить, и вдруг возвращаешься с серьгой в ухе. Не мог бы ты объяснить… — Он запнулся и быстро обернулся через левое плечо. Джон ощутил приступ ужаса, потому что Дэррил неотрывно смотрел в коридор, откуда слышались шаги.
— Отец Ланкастер, — тихо проговорил монсеньер, отстраняя Дэррила. — Вы пропустили нашу встречу, назначенную вчера на десять утра. Я стучал вам в дверь, но не получил ответа, поэтому пришлась просить Гарсию вскрыть ее. Странно сказать, но вас тут не оказалось. Равно как и во всех иных местах, которые я смог проверить. Не могли бы вы просветить меня о том, где вы были?
— Я… — Сердце ухало как паровой молот. Что сказать, когда нет никакого оправдания? Или по крайней мере такого, что могло бы удовлетворить монсеньера. — Я… был у больного друга.
— О-о! — воскликнул Макдауэлл и бросил на Дэррила взгляд, полный издевательского сочувствия. — Джон, оказывается, был у больного друга! Весь день и всю ночь, не сказав ни слова и даже не оставив номера телефона, по которому мы могли бы найти его в случае необходимости. Разве не блестящий образец ответственности? — Он опять уставился Джону в лицо. За его спиной Стаффорд чиркнул пальцем по горлу.
— Мой друг очень нуждался во мне. — Джон почувствовал, как от злости кровь приливает к щекам. Сердце колотилось все так же громко.
— А если мы нуждаемся в вас? Вам известно, что у вас есть обязанности… Что это?!
— Что именно?
— Это! Это! Вот здесь! У вас в ухе! Что у вас в ухе?!
От крика Макдауэлла, казалось, могли отвалиться кафельные плитки в ванной. Джон прикоснулся к своей серьге с алмазом. Разумеется, скрыть это не было никакой возможности.
— Снимите! — потребовал Макдауэлл. — Снимите немедленно!
Резкий крик бил по барабанным перепонкам. За этим криком не стояло ни крупицы здравого смысла; это был просто рев быка, увидевшего перед носом красную тряпку. Джон почувствовал, что краснеет еще гуще, от чего выпученные глаза старого быка разгорелись еще ярче. И, глядя в эти холодные, бесчувственные как камень глаза, Джон все с большей отчетливостью понимал, что в житейском потоке его беспрекословного послушания произошел слом, как будто бы упавший в воду кусок скалы закрутил за собой водоворот и нарушил плавное течение дотоле спокойной и безопасной реки.
— Нет, сэр, — удивившись собственному спокойствию, ответил он. — Я не стану это снимать.
Макдауэлл задохнулся. В буквальном смысле задохнулся. Джон видел, как его выпученные глаза просто полезли из орбит, на мясистом носу набухли красные прожилки — винные прожилки, как всегда казалось ему.
— Снимете! — громогласно возопил монсеньер. — Или я выдерну это собственными руками!
— Если прокол в ухе мешает мне быть священником, можете спустить себя в туалет, а я ухожу отсюда!
Теперь уже и Дэррил внешне был на грани сердечного приступа.
Макдауэлл взвыл сквозь зубы, передернулся и затрясся, как готовый взорваться паровой котел.
— Это мое жилище. Вы не имеете права врываться сюда в мое отсутствие. — Он уже сам хотел остановиться, но душа сама выплескивала все, что накопилось за многие годы. — Я провел с моим друга весь вчерашний день и всю ночь. Сожалею, что не мог известить вас о собственном местонахождении, но я действительно не имел такой возможности. Это тоже мешает мне продолжать быть священником? Разве я не имею права иметь друзей? Разве я не имею права… на свободу?
— Вы сошли с ума, — вымолвил Макдауэлл.
— Нет, сэр. Наоборот, я прозрел. Взгляните на нас. Кто мы? Три черных птицы в золотой клетке! Мы сидим тут, погруженные в свои книги и штудии, не имея никакого отношения к этому. — Он наконец вышел из ванной, миновал Макдауэлла и широкими шагами подошел к окну. — К реальному миру! В котором никто не свят, сэр! О, мы все поляны замечательных советов и банальностей. Мы говорим, и средневековое железо выпадает из наших уст! — Мы обязаны идти на тесный контакт с этим миром, сэр! С реальными людьми! Из плоти и крови, а не… со статуями из мрамора, с бирками проклятой инвентарной описи!
