Заведение, где мы занимались этой глобализаций, называлось Le Bon Pain, где дают кофе с круассанами всех видов и начинок. Это, в действительности, французский ответ Макдоналдсу. Студенты (и мы вместе с ними) сидели, полные чувства протеста против глобальных антреприз, в месте, которое именно подобной антрепризой и является и где расплачиваются кредитными карточками с глобальными номерами. В этом был некоторый парадокс. Да и в самом протесте против Макдоналдса левыми силами было нечто парадоксальное. Конечно, потогонная система, рабский труд в странах третьего мира, но Макдоналдс как таковой — самое демократическое учреждение на свете: где еще в мире можно увидеть служащего банка плечом к плечу в очереди с бродягой-негром? Студенты не хотели, чтобы ими манипулировали силы мирового капитала или авторитарные круги и корпорации, вселенские правительства, мировая администрация. Но получалось, что, впервые в истории политических протестов, студенты, радикалы, казалось бы, левого крыла, сознательно или нет, отстаивали консервативные идеалы чуть ли не Маргарет Тэтчер: свой маленький банк, свой маленький магазин на своей маленькой улице в своей маленькой стране со своим маленьким языком.
Но существуют ли универсальные истины, не оскорбительные и не наносящие ущерб хоть какому-нибудь идеологическому меньшинству? Ничто не выводило Энтони Бёрджесса из себя так, как универсальность метрической системы. Он считал, что эта система разрушила гуманный дух Альбиона. Вместо дюйма, соответствующего размеру фаланги пальца, или фута размером в ступню, или ярда, соответствующего человеческому шагу, мы стали измерять свою жизнь абстрактной десятичной системой. Во всем следовало винить французов с их le bon pain и Наполеоном, с их глобальными идеями. К этим идеям следует добавить и декрет по изменению направления движения на дорогах. Левостороннее движение гораздо натуральнее, чем правостороннее. Напомню, что когда-то движение было левосторонним по всей Европе с рыцарских времен. Рыцарь, когда едет по дороге на лошади, держит копье в правой руке (если он, конечно, в виде исключения, не левша). Чтобы отбиваться от встречного врага правой рукой с копьем, надо ехать, натурально, по левой стороне. Все изменилось с победой Наполеона. Это он поменял направление на правостороннее по всей Европе. До Альбиона он не добрался, и поэтому наполеоновская глобализация нас, британцев, не коснулась. Американцы же, давно вдохновлявшиеся в своей борьбе против британской короны идеями Французской революции (статуя Свободы — французский проект), выбрали, естественно, антибританское направление движения.
К моменту размышлений о правизне и левизне мой стакан снова наполнился очередной порцией бурбона, и я осознал, что бар в этом корпоративном отеле вращается против часовой стрелки, слева направо, так сказать. Именно так движутся в Америке автомобили по круговому разъезду (round-about). В то время как в Англии такой круговой разъезд подразумевает движение автомобилей по часовой стрелке, справа налево, так сказать. Это один из примеров разницы между американской и британской цивилизациями.
В Соединенных Штатах Америки я чуть не покалечился и ходил все время исцарапанный, с синяками в самых разных частях тела. Потому что в Соединенных Штатах все соединяется по-другому: другие штепсели и розетки, дверные замки и водопроводные краны. Мало того что они другие по своему американскому штатному механизму. Они еще и поворачиваются в неправильную сторону и расположены не в том порядке. Представьте, что может произойти, когда, проживши, как я, четверть века в Лондоне, начинаешь принимать душ в отеле Hyatt Regency, Cambridge, Massachusetts. Казалось бы, полный комфорт. Намылил голову. Глаза плотно закрыты. И вот чувствуешь, что вода слишком горячая. Тянешься вслепую к крану, начинаешь его поворачивать. Поворачиваешь, естественно, в неправильную — по-британски — сторону, и в результате тебя ошпаривает крутым кипятком. Потому что хватаешься, опять же, не за тот кран. В Англии кран с холодной водой обычно справа (Восток), а горячий — слева (Запад). В Америке, естественно, всё наоборот.
Или возьмем, скажем, двери. В Англии дверь открывается на себя. Чтобы не стукнуть того, кто стучится в дверь. Причем замок обычно с такой стороны, чтобы удобнее было открывать дверь правой рукой (если, конечно, ты не левша). В Америке всё наоборот. Даже замки и поворот ключа. Бывают, конечно, исключения, но я, лично, ни разу не смог открыть дверь в Америке без того, чтобы не удариться об дверь лбом, задеть ее своим длинным носом или разодрать себе руку о торцы, потому что тянул дверь в неправильную сторону. Это путает. Это нарушает инстинктивную координацию движения.
С этими техническими трудностями легко бы справился, конечно же, герой повести Николая Лескова. Россию Наполеон так и не завоевал, но русские, с их преклонением перед Западом, переняли все у французов, и в частности идею правостороннего движения. Может быть, поэтому англофил Лесков назвал своего героя Левша и сделал его любимцем англичан. Лесков подробно описывает, как двигалась английская железная блоха, когда государь ее ключиком завел: «Ножками стала перебирать, а, наконец, вдруг прыгнула и на одном лету прямое дансе и две верояции в сторону, потом в другую, и так в три верояции всю кадриль станцевала». Вопрос в том, в какую такую сторону делала свои верояции английская блоха? Полагаю, что она соблюдала английские левосторонние дорожные правила. Может быть, побывав в России, английская блоха перестала делать какие-либо дансе именно потому, что Левша как русский мастер, несмотря на левацкие загибы, подковал ее в расчете на правосторонние вариации?
Как и во Франции, все в России, даже географическое перемещение с Востока на Запад и с Запада на Восток, справа налево, слева направо, принимает политический характер.
Политический подтекст партийной расфасовки географии давным-давно запутался. Собственно, от французов, если не ошибаюсь, и пошло это разделение в политике на левых и правых? В законодательной ассамблее те, кто были реформаторами и либералами, сидели слева от президента ассамблеи, а консерваторы, так сказать, справа. Но уже в разгар Великой Французской революции якобинцы с жирондистами стали рассаживаться не по левую и правую руку от президента, а по вертикали, так сказать: на верхних скамейках — радикал Робеспьер со своей тусовкой, а ниже — все остальные. Партия Горы, партия Предгорья и партия Долины.
Мой столик на горной вершине корпоративной иерархии под крышей отеля Hyatt Regency снова совершил полный круг. С четвертой, по-американски щедрой, порцией бурбона в этом баре начинаешь физически ощущать закон относительности и уже не можешь сказать: то ли ты вращаешься вместе с баром вокруг центральной стойки или Бостон за стеклянным цоколем вращается вокруг тебя? Вращается ли бар вокруг земной оси или весь глобус вращается вокруг бара? Есть ли общая точка отсчета координат? Моих студентов, бунтовавших против глобализации, газеты обвиняли в том, что в их бунте нет никакой общей идеи, в отличие от хиппи шестидесятых с их идеями свободной любви, прав человека, коммуны и всемирного братства. В ответ студенты отмечали, что, если ты борешься против глобализации, у тебя не должно быть общих идей, кроме борьбы с обобщениями. Собственно, хиппи шестидесятых тем и запомнились, что в свою очередь нарушили традиционные рубежи между правыми и левыми.
