— Я смотрю, мои ребята уже здесь, — говорит Питер.
— Да, они сейчас устанавливают вазу.
По чуть заметному напряжению кожи в районе ее подбородка Питер догадывается, что Свенке это не очень нравится. Ей что, не пришлась по вкусу ваза Гроффа или разонравилось искусство как таковое? А может быть, все дело в том, что ты, Питер, только что пытался (безуспешно) втюхать ее работодательнице шар из гудрона и волос за кругленькую сумму? Свенка, могу ли я тебя в чем-то обвинять?
— Я скажу Кэрол, что вы приехали, — бросает Свенка и выходит.
— Красивая комната, — говорит Миззи, когда они с Питером остаются одни.
Это что — ирония? Вроде бы нет. Питер просто слишком привык к тому, что все вокруг постоянно иронизируют.
— Если Поттеры за что-то берутся, они делают это хорошо.
— А чем, собственно, они занимаются?
— Ну, в сущности, их главное занятие — быть Поттерами. Деньги поступают от прачечных и химчисток, но Кэрол с мужем не имеют с ними никаких дел — только получают чеки.
Появляется Кэрол (о, Господи, неужели она слышала?) с традиционными извинениями, которые она, как всегда, произносит как бы слегка запыхавшись. Питер уже понял, что это один из ее тактических приемов. Она никогда не выходит к вам сразу, даже если вы прибыли ровно к назначенному часу. Свенка или какой-нибудь другой "член семьи" проводит гостя в эту потрясающую гостиную, где он должен сидеть и ждать, пусть недолго, появления Кэрол (о, как часто Питеру приходится сидеть вот так и ждать, пока к нему выйдут). Насколько Питер может судить, Кэрол делает это по нескольким причинам, во-первых, для создания театрального эффекта: а вот и хозяйка дома! Ну и, конечно, тем самым вам дается понять, что она очень занята и с трудом выкраивает время даже для званых гостей.
— Здравствуйте, Питер, простите, я была в саду. Смотрела, как ваши люди устанавливают вазу.
Кэрол — бледная, веснушчатая, часто моргающая женщина. Кажется, что она всегда держит во рту какой-то маленький чудесный предмет: круглый камешек с Гималаев или жемчужину. Это чуть-чуть мешает ей внятно говорить, но в то же время чувствуется, что она охотно и радостно пожертвовала идеальным произношением ради этой драгоценной вещицы, покоящейся у нее под языком. Она питает слабость к белым кофточкам с рюшами (она и сейчас одета именно так), а-ля Барбара Стэнвик. Чего, честно говоря, не ждешь от владелицы такого дома, таких картин и диванов.
Питер пожимает ей руку.
— Я рад, что они ее уже привезли. Что скажете?
— Мне нравится. Может быть, даже очень нравится. Бинго!
— Кэрол, это брат моей жены — Итан. Подумывает о том, чтобы заняться семейным бизнесом. Благослови его Господь!
— Приятно познакомиться, Итан. Спасибо, что приехали.
С той же царственной псевдоискренностью Кэрол приветствовала бы любого, включая иранского шаха. Таков этикет.
— Надеюсь, я не очень помешаю, — говорит Миззи, — на самом деле, я просто увязался за Питером.
— А Питер, — говорит Кэрол, — вероятно, хотел продемонстрировать вам одну из последних живых американок, покупающих предметы искусства. Она перед вами.
Кэрол делает быстрый поворот на триста шестьдесят градусов. Да, эта женщина умеет быть очаровательной, ничего не скажешь. На ногах у нее резиновые сапожки, в которых она, вероятно, обычно работает в саду.
— Та-да, — выпевает Миззи, и они прыскают со смеху. Питер тоже, но на долю секунды позже. Он видит, что Миззи ничуть не смущен. Пусть Кэрол — королева в своей стране, но и он, Миззи, тоже принц в своей, может быть, в настоящее время несколько обедневшей, но имеющей богатую и славную историю.
— Хотите чаю или кофе? Или газированной воды? — спрашивает Кэрол.
— Может быть, немного попозже, — отвечает Питер. — Мне не терпится взглянуть на вазу в вашем саду.
— Человек с миссией, — говорит Кэрол. (Неужели она заговорщически подмигнула Миззи?) — Что ж, пойдемте.
Они снова выходят на улицу, пересекают вымощенную булыжниками подъездную дорожку и направляются к английскому саду. По дороге Кэрол обращается исключительно к Миззи. Что это: проявление гостеприимства или она ослеплена Миззиной красотой? Вероятно, и то, и другое.
— Питер наверняка уже вам рассказал, — сообщает она Миззи, — что у меня не хватило духу на последнюю вещь, которую я у него купила. Надеюсь, впоследствии он познакомит вас с кем-нибудь посмелее.
— Смелость тут ни при чем, — говорит Питер, — просто работа Крима вам не подходит, вот и все.
— Эта вещь, — говорит Кэрол Миззи, — довела мини-шнауцера наших друзей до приступа эпилепсии. Я не могу позволить себе иметь репутацию мучительницы местных собак.
— Насколько я понимаю, мои ребята ее уже упаковали, — замечает Питер.
— Ваши люди очень профессионально работают. Вы подобрали себе отличную команду.
Кэрол, это вандалы, сегодня они работают у меня последний раз.
— Да, у меня замечательная команда. Мне практически теперь и делать-то нечего.
— Вы ведь с Гроффом раньше не сотрудничали, верно?
— Верно. Он и до сих пор формально не является одним из моих художников. Мы, что называется, присматриваемся друг к другу.
Никогда не лги клиентам. Больше всего на свете эти люди не любят, когда их обманывают те, кому они платят.
Они заворачивают за угол, и вот он, английский сад. В отличие от аккуратно подстриженного французского, что за окнами гостиной, этот — стилизация уголка дикой природы и выглядит именно так, как традиционно нравилось англичанам. По задумке у вас должно возникнуть впечатление естественного природного ландшафта; единственным человеческим вмешательством является прямая гравиевая дорожка, ведущая сквозь заросли лаванды и сирени к обложенному камнями круглому пруду. На той стороне пруда Тайлер и Бранч возятся с вазой, стараясь расположить ее ровно посередине низкого стального постамента.
Да, она смотрится здесь абсолютно феерически.
Он правильно сделал, что приурочил доставку к послеполуденному солнцу. Более выигрышного освещения нельзя и представить. Замечателен этот глубокий золотисто-зеленый тон бронзы. Абсолютно замечательно и точно найденное равновесие между классикой и шаржем, идеально соответствующее выверенно-запущенному саду с высокими экзотическими травами и вкраплениями цветущих лекарственных растений.
Ваза, как Нарцисс, стоит на краю пруда, отражаясь в бледно-зеленом зеркале воды, и это удвоение каким-то образом подчеркивает ее непростую, но мощную симметрию, особую неправильную правильность ее ручек, похожих на два больших уха.
— Потрясающе! — говорит Питер. — Как вам?
— Да, — отвечает Кэрол.
— Вы подходили к ней поближе?
— О, боже, да. Меня бросило в краску. А последний раз, если не ошибаюсь, я краснела в середине восьмидесятых.
