— Они называют это дворцом, но на самом деле это новая пристройка ближе к порту, — прошептала М. — Там спокойнее. В основном здании иногда устраивают свадьбы.
— Так ты бывала здесь раньше? — спросил я.
— Несколько раз. По делам. Здесь проводят конференции.
И снова «ничего себе»! А французы-то не дураки. Все конференции, на которых я был, проводились в душных комнатах с окнами, выходившими на английские автострады.
Получив от девушки свою кредитную карточку, М. заявила, что ей пора идти.
— Идти? Куда?
— У меня встреча в городе.
— Я думал, мы сюда приехали прятаться. Ты же говорила, что скажешь этим ребятам, что с тебя хватит этой охоты за осетрами?
У меня начинало складываться впечатление, что я разъезжаю с ней в качестве багажа, который она должна забросить в гостиницу, перед тем как отправиться по делам.
— Знаю. Прости, — ответила М. и пожала плечами.
— Знаешь что, а поеду-ка я с тобой, — сказал я и, заметив панику в ее глазах, великодушно добавил: — Пошатаюсь по городу, а ты позвонишь мне, когда освободишься. Мы выпьем и полюбуемся издалека на наш шикарный остров.
Она смягчилась:
— Хорошо.
Мы забросили сумки и вернулись на пристань как раз вовремя, чтобы успеть на паром. Парень с устрицами снова составил нам компанию, и я подумал, что он, возможно, просто вывозил своих моллюсков на прогулку.
Вернувшись на материк, мы с М. распрощались, и она направилась в сторону казино. Странное место для встречи океанографов…
Чтобы убить время, я побродил по маленьким улочкам в районе порта. Буквально на каждом углу попадались магазинчики с открытками и лавандовым мылом, но парфюмерный аромат перебивался более резким запахом, влекущим меня, как свинью к трюфелям.
Принюхиваясь, я пришел к caviste — продавцу вина, магазин которого напоминал пещеру с каменными полами. Он наполнял бутылки из гигантской бочки, вмонтированной в стену. Красное вино лилось, как кровь из поврежденной артерии. Но меня привлекло не красное вино, а бутылки с золотистым содержимым, горделиво выстроившиеся в витрине, — с десяток сортов муската, южного вина-аперитива, крепкого, как портвейн, но легкого, как щербет. Элоди хочет экзотики? Она ее получит, подумал я.
Мускатный щербет… От одной мысли об этом божественном напитке у меня потекли слюнки. Я много раз видел, как южане пьют мускат со льдом и решил попробовать. Вопреки моим ожиданиям, холодная водянистость льда только усилила вкус вина. Щербет просто таял во рту!
Элоди собирается экспортировать продукты из тропиков? Ну уж нет! Местные продукты дадут фору любой маракуйе. Выпив еще стаканчик, я приготовился устроить углеводородный банкет, который снесет тщеславную крышу у бабки-стервы.
М. позвонила около шести и предложила встретиться в большом кафе в порту. Когда я пришел, она протянула мне свой бокал с розовым вином, по цвету не намного розовее меда.
— Что это? — спросил я.
— Это ты мне скажи, мистер эксперт по еде, — подзадорила она меня.
— Ладно. — Я надлежащим образом поболтал вино в бокале и с видом профессионала вдохнул поднимающийся аромат. — Я чувствую запах винограда с тончайшим намеком на виноградный лист. Но чтобы знать наверняка, нужно прислушаться. — С сосредоточенным видом я приставил бокал к своему уху. — Да. Ветер, пробегающий по виноградникам, море вдали… Скорее всего, это местное вино. Если только оно не из Италии, Испании, Калифорнии, Южной Африки или Австралии. Я угадал?
Она громко рассмеялась и поцеловала меня:
— Я рада, что ты здесь.
— Я тоже рад, что я здесь и что ты здесь. И что мы здесь. Смотри, какое солнце! — Здесь на юге, оно все еще было ярким, несмотря на подступающий вечер, в то время как в Париже напоминало бы слабо мерцающую свечку. — Как все прошло сегодня? Так, как ты хотела?
— Нет. То есть да, но нет, если ты понимаешь, о чем я.
Я ничего не понял, но решил не признаваться в этом.
— Проблемы с осетром? — спросил я.
— Прости, Пол, я знаю, что ты влип во всю эту историю с арестом ради осетров, но они меня уже затрахали.
— По-моему, это достаточно опасное занятие, если вспомнить, что осетр сделал с лодкой того парня.
— На самом деле это самая большая проблема осетров, — грустно сказала М. — Никто не хочет их трахать. Аквитанский осетр — единственный европейский вид, и его численность критически мала, так что им чрезвычайно сложно найти сексуального партнера. Тот осетр, которого видел твой спецназовец в Камарге, вполне возможно, как и твои подружки-англичанки, — отчаявшийся и сексуально озабоченный.
— То есть плавать в костюме осетра — плохая идея?
М. расхохоталась и вдруг снова нахмурилась. Я обернулся, чтобы выяснить причину ее раздражения. На нее открыто пялился коренастый парень, сидевший в такой позе, как если бы у него сильно жало в штанах.
Я послал ему выразительный взгляд, и парень, как ни странно, переключил свое внимание на другую девушку.
— Он к тебе приставал, пока меня не было? — спросил я.
— Нет. Но вообще со мной такое часто происходит во Франции. Ладно, забудь.
Я заказал еще пару бокалов розового (выяснилось, что оно называлось Chateau de Lascaux) и попросил официанта принести оливки, чтобы закусить.
Под воздействием вина М. наконец-то разоткровенничалась и призналась мне, почему она рассталась со своим предыдущим бойфрендом.
— Он был французом, — сказала она так, как будто это само по себе было достаточной причиной. — И все время говорил мне, что я самая лучшая женщина на свете. Нет, единственная женщина на свете. А потом я нашла у него в электронной почте письмо от какой-то шлюхи, в котором она называла его mon amour. Моя любовь, понимаешь! Это было ответом на его письмо, в котором он называл ее самой лучшей женщиной на свете.
— Ничего себе… — Оказывается, она из тех женщин, которые читают электронную почту своих мужчин.
— Пойми меня правильно, Пол. Я не взламывала его пароль, ничего подобного не было, — сказала она, будто прочитав мои мысли. — Просто этот болван оставил свой компьютер открытым. А когда в окне вдруг выскакивает сообщение с baise-moi — трахни меня — в строке «Тема», испытываешь некоторое любопытство.
— Это мог быть спам.
— Нет, это он был спамом. И я его удалила.
Любая возможность продолжить разговор испарилась, как только на подиум вышел мужчина лет тридцати и затянул французскую песню. «Живая музыка», вспомнил я табличку при входе в кафе. В песне не было припева, а только нескончаемый набор куплетов, которые заканчивались одной и той же рифмой. На мой слух, все равно что слушать приступ чужой икоты. Волосы у певца стояли торчком, одет он был в белую фуфайку, над которой поработали неумелые граффитисты, но сам себя он, похоже, считал гламурным. Кое-кто из посетителей кафе стал подпевать, и даже М. закивала в такт головой… Должно быть, она была уже сильно пьяна. Когда к невнятному баритону присоединился женский голос, стало еще хуже. Я поднял голову, и у меня перехватило дыхание.
