J’ai eu un malaise–
Я заболел
J’ai eu une Malaise – Я переспал с малазийкой
Шестая заповедь
Не пой (во всяком случае, в тон)
Французский
Artiste
[172]
говорит: «моя личность достойна самокопаний»
Прежде всего я хотел бы сказать, что я очень большой поклонник (в какой очередности, не имеет значения) Матисса
[173]
, Золя
[174]
, Сержа Гензбурга, Равеля
[175]
, Дебюсси
[176]
, «Les Rita Mitsouko»
[177]
, Флобера
[178]
, Жюльет Бинош
[179]
, Бальзака
[180]
, Джанго Рейнхардта
[181]
, Камю
[182]
, Селина
[183]
и старых фильмов с участием Габена
[184]
. Моей первой любовью стала комедия, и меня не раз до слез смешили Вольтер
[185]
, Борис Виан
[186]
, эстрадный комик Колюш и такие веселые, ни на что не претендующие картины, как «La Cage aux Folles» («Клетка для чудиков»), «Jour de Fête» («Праздничный день»), «Les Valseuses» («Вальсирующие»), «La Belle Américaine» («Прекрасная американка»), «Papy fait de la Résistance» («Папаша вступил в Сопротивление») и «Le Grand Blond avec une Chaussure Noire» («Высокий блондин в черном ботинке»).
Но все это в прошлом, а ныне французская культура оказалась на мели, причем благодаря парижскому истеблишменту среднего возраста, который до смерти боялся всего по-настоящему нового и новаторского – ведь это «может разрушить все здание».
Пупок – вот самый важный в наши дни элемент французской культуры. Художники, писатели, певцы и кинорежиссеры только тем и занимаются, что смотрят назад. Писатели пишут книги о том, как быть писателями; режиссеры снимают фильмы о своей последней неудавшейся интрижке, певцы внимают собственным умным каламбурам по поводу несуществующих мелодий. Все они – составная часть истеблишмента, и они уже забыли, что такое жизнь (или даже то, что жизнь существует) за пределами их мирка. Во французском языке даже есть для этого особое понятие –
nombrilisme
[187]
. «Созерцание собственного пупка» настолько вошло в привычку, что даже приобрело окончание
«-ism»
[188]
.
И у них имеется оправдание: да, это, возможно, и
merde, только это, по крайней мере, французское
merde. Оно имеется и в словаре. Называется
l’exception française
[189]
. Все культуры хороши, кроме французской. Золя и Матисс с компанией, должно быть, переворачиваются в своих могилах. Вольтер бы только посмеялся.
Лопанье мыльных пузырей
Французы слишком много думают, и поэтому они плохие музыканты. Музыка рождается в душе (или, если речь идет о роке, где-то между кишками и половыми органами), а французы чересчур полагаются на свои мозги.
Я много играю в барах вместе с полупрофессиональными группами, губящими все – от паб-рока до сальсы – своим исполнением, и уже давно определил для себя фундаментальное различие между французскими и «англосаксонскими» музыкантами. Если англичанину либо американцу потребуется, чтобы узнать друг друга, начать репетицию с импровизации, то они просто скажут: «О’кей, блюз в тональности ми. Раз, два, три, четыре» – и вы уже наяриваете. Французы же еще будут спорить минут десять о том, кто вступит первым, в каком темпе и в каком порядке кто солирует.
Вот почему французы любят играть и слушать джаз. Его почему-то считают музыкой. Я могу на приличном уровне исполнить любую мелодию, если мне дадут пару минут на то, чтобы ее выучить, но, беря уроки контрабаса у джазового контрабасиста, я после каждого занятия играл все хуже. Вместо того чтобы учить меня играть ради заработка (что, по-моему, является сутью джаза), он рассказывал мне о греческих гаммах и сверхмощных созвучиях либо о чем-то еще в том же духе, и мне приходилось так мысленно напрягаться, что у меня на то, чтобы прикоснуться к струнам, уже не хватало отваги.
