Страны Африки пали жертвой заговора британо — американских империалистов, использовавших рекомендации комитета как предлог для поставки вооружений Нигерии, чей марионеточный неоколониалистский режим доживает последние дни…
— Так и есть! — сказал Оденигбо, наскоро застегивая рубашку.
Малышка заворочалась в кроватке. Личико ее осунулось, стало недетским — изможденное, с тонкой кожей.
— Малышке не выжить, — проговорила Оланна едва слышно.
Оденигбо замер, выключил радио, подошел и прижал к груди голову Оланны. Его долгое молчание подтверждало, что Малышке не миновать смерти. Оланна отпрянула.
— Ей нездоровится, вот она и не ест ничего, — сказал он, но голосу недоставало привычной твердости.
— Ты только посмотри, как она исхудала!
— Нкем, кашель проходит, а значит, вернется и аппетит.
Он не сказал тех слов, что она ждала от него, не взял на себя роль доброго вестника, не заверил, что Малышка поправится, а продолжил спокойно собираться на работу. На прощанье он поцеловал ее не обычным долгим поцелуем, а небрежно, на ходу, — тоже повод для недовольства. Слезы застилали Оланне глаза. Вспомнилась Амала. Она не подавала вестей с того самого дня в больнице, но теперь Оланна задумалась, надо ли будет дать ей знать, если Малышка вдруг умрет.
Малышка зевнула и проснулась.
— Доброе утро, мама Ола. — Даже голосок ее будто совсем истаял.
— Малышка, ezigbo nwa,
[79]
как себя чувствуешь? — Оланна взяла девочку на руки, прижала к себе, и к горлу подступил комок — до чего исхудала, стала легче пуха. — Будешь кашку, детка? Или хлеба? Что ты хочешь?
Малышка мотнула головой. Оланна упрашивала ее выпить хоть капельку молочного коктейля, когда появилась миссис Муокелу с мешком из рафии и победной улыбкой.
— На Бишоп-роуд открылся центр помощи, и я туда помчалась с утра пораньше. Пусть Угву принесет миску.
Угву принес миску, и миссис Муокелу отсыпала туда желтого порошка.
— Что это? — удивилась Оланна.
— Яичный порошок. — Миссис Муокелу повернулась к Угву: — Пожарь для Малышки.
— Пожарить?..
— Ты что, глухой? Плесни туда воды и пожарь, osiso! Говорят, детям нравится.
Угву, смерив ее долгим взглядом, пошел на кухню. Яичный порошок, поджаренный на пальмовом масле, вышел мокрым, противно-желтым. Малышка съела все до капли.
Центр помощи располагался в здании бывшей женской школы. Глядя на обнесенный стеною и поросший травой школьный двор, Оланна пыталась представить, каким он был до войны, как спешили по утрам на занятия старшеклассницы, а по вечерам бегали к воротам на свидания со студентами из правительственного коллежда неподалеку. Теперь же, на рассвете, ржавые ворота были заперты. Снаружи толпился народ. Оланна смущенно стояла среди мужчин, женщин и детей, которые, казалось, давно привыкли ждать, когда их впустят и дадут продукты, присланные из-за границы неизвестно кем. Возникло чувство, что она поступает безнравственно, получая продукты задаром. За оградой суетились люди, стояли столы с мешками провизии, видна была табличка: «Всемирный совет церквей». Женщины в очереди, сжимая корзины, заглядывали за ограду и ворчали, что люди из центра тянут время. Мужчины переговаривались между собой; самый древний старик был в красном головном уборе вождя, украшенном пером. Особенно шумно вел себя какой-то юноша — выкрикивал что-то бессмысленное.
— Он контуженный, — шепнула миссис Муокелу.
Все остальное время миссис Муокелу молчала, потихоньку протискиваясь ближе к воротам, ведя за собой Оланну. Позади них кто-то начал рассказ об одной из побед Биафры. «Ей-богу, все солдаты-хауса как один развернулись и побежали — поняли, что перед ними грозная сила…» Голос рассказчика оборвался, когда из глубины двора к воротам вышел инспектор — стройный, в просторной футболке с надписью «Земля восходящего солнца», с пачкой бумаг в руках. Выступал он важно, широко развернув плечи.
— Тихо! Тихо! — скомандовал он, открывая ворота.
Стремительный натиск толпы застал Оланну врасплох. Ее чуть не сбили с ног. Толпа словно выпихнула ее одним выверенным движением, почуяв, что она здесь чужая. Стоявший рядом старик больно ткнул ее локтем в бок и устремился в ворота. Миссис Муокелу бросилась к одному из столов. Старик в шапке с пером упал, но тут же поднялся и, спотыкаясь, побежал занимать очередь. Охранники с длинными бичами рявкали: «Тихо! Тихо!» Женщины за столами с суровыми лицами опускали продукты в протянутые сумки и говорили: «Все, следующий!»
— Переходите туда! — приказала миссис Муокелу, когда Оланна встала за ней. — Там очередь за яичным порошком, идите туда. Здесь дают вяленую рыбу.
Оланна встала в очередь и едва удержалась, чтобы не толкнуть женщину, которая старалась оттеснить ее. Оланна пропустила женщину вперед. Стоять в очереди за подачками было неловко, стыдно. Почти у самого прилавка она заметила, что в сумки и миски насыпают не желтый порошок, а белый — кукурузную муку. Яичный порошок раздавали в следующей очереди. Оланна поспешила туда, но женщина за столом встала и крикнула: «Желток кончился!»
У Оланны сжалось сердце, она бросилась следом за женщиной.
— Послушайте, — молила она.
— Что вам? — спросила женщина. Стоявший неподалеку инспектор обернулся и устремил взгляд на Оланну.
— Моя дочка больна… — начала Оланна.
Женщина перебила ее:
— Вон очередь за молоком.
— Нет, нет, она ничего не ест, только омлет из яичного порошка. — Оланна схватила женщину за руку. — Biko, пожалуйста, мне нужен порошок.
Женщина отпихнула ее, влетела в здание школы и хлопнула дверью. Оланна осталась снаружи. Инспектор, по-прежнему не спуская с нее глаз и обмахиваясь стопкой бумаг, сказал:
— А я вас знаю.
Оланна обернулась. Плешивый, бородатый. Нет, она такого не знала. Наверняка один из тех, кто говорит «мы знакомы», чтобы приударить за женщиной. Оланна пошла прочь.
— Ну, вспомните, — сказал инспектор. Он подошел ближе, улыбнулся дружески; лицо у него было открытое, радостное. — Несколько лет назад, в аэропорту Энугу, когда я встречал брата — он возвращался из-за границы. Вы говорили с моей мамой. Вы ее успокоили, когда самолет приземлился, а остановился не сразу.
С тех пор прошло лет семь. Оланна смутно припоминала тот день в аэропорту, его простонародный говор, волнение от предстоящей встречи с братом. Тогда он выглядел старше, чем сейчас.
— Так это вы? — спросила она. — Но как вы меня узнали?
— Да разве ваше лицо забудешь? Моя мама всем рассказывает о красавице, что держала ее за руку Эту историю знает вся наша семья. Если кто заговаривает о возвращении брата, мама ее рассказывает.
