— Превосходная иллюстрация к нашему разговору. Дело в том, что когда дипломат уходил в отставку со своего последнего места службы, ему разрешалось беспошлинно ввезти в Англию какое-то количество вина в качестве поощрения. Точное число бутылок нигде не указывалось — рассчитывали на благоразумие, и все были счастливы и довольны. До тех пор пока сэр Такой-то не вернулся с запасом спиртного в десять или двадцать раз больше приемлемого. И все. Чуть ли не на следующий день лавочку прикрыли. Больше никаких льгот и поощрений.
— В общем, остальные тоже пострадали. Какой отвратительный эгоизм!
— Вот именно. Думаю, вы сами сделаете вывод. С годами во многих сферах сложилась традиция, когда люди на определенных должностях получают право на небольшие привилегии. Подчеркиваю — на небольшие. И все довольны, пока…
— Пока кто-то не превысит разумные пределы.
— Совершенно верно. А все человеческая жадность, — сказал пожилой, глядя сквозь очки в пустоту, затем добавил с шутливым нетерпением: — Ну и где же обещанное виски?
— Какой смысл торчать в аптеке, если там нет даже лекарства от простуды?
— Я бы сказал, что это уже слишком, — вставил Чарли.
— О, погодите! Спасение близко. Давно пора! Хвала Богу за маленькие радости! Освобождение Мейфкинга!
[21]
Я знал, милая, что ты меня любишь! — Это и много чего еще было сказано, пока официантка наливала всем троим виски и предлагала каждому воду, содовую и лед. Обстановка стала более непринужденной.
— К счастью, — продолжил пожилой, — все не так мрачно. Возьмите хотя бы один конкретный случай. Анейрин Пигнателли.
Темноволосый энергично закивал, прикрыв глаза.
— Вы же знаете, о ком я говорю?
— Само собой, — сказал Чарли, тоже кивая. Он был почти уверен, что где-то слышал это имя.
— Я полагаю, многие осведомлены о том, что с ним случилось.
Чарли снова кивнул.
— Он оказался исключительно порядочным человеком. Когда он вышел… — пожилой джентльмен сделал паузу, по мнению Чарли, совсем не нужную, — он не смог попасть к себе домой из-за цветов.
На какую-то долю секунды Чарли выдал свое замешательство, невольно и почти незаметно. Его собеседник тут же отвернул лицо в сторону.
— От всех тех, кого он не утащил за собой, — с легкой досадой пояснил младший.
Чарли торопливо произнес: «Да-да, конечно» — и махнул рукой, словно говоря: совсем из головы выпало, но было уже поздно. Очарование некоего подобия близости рассеялось. Подгоняемый холодными взглядами, чужак поспешно удалился, не забыв, однако, долить в свой стакан виски.
Мельком оглянувшись по сторонам, Чарли увидел в конце зала Алуна и Гвен. Он подошел поближе и услышал из-за спины Гвен, как Алун вещает своей обычной скороговоркой:
— В последнее время я редко соглашаюсь выступать с лекциями. Просто чтения не подойдут?
— О, думаю, да, — ответила Гвен, оборачиваясь назад. — Я тебе сообщу.
— Не беспокойся, я обязательно приду. Чарли, старина, уходим.
— А почему ты не идешь на обед к мэру? — спросил Чарли. — Наверняка он устраивает прием.
— Конечно, но я ведь договорился о встрече со старыми друзьями, так? Куда же делся Малькольм? Впрочем, даже если бы не встреча, вряд ли бы я выдержал еще одно такое мероприятие. На сегодня мне хватило официальщины.
— Алун — творческая личность, не забывай, — заметила Софи.
— Тем не менее многие скажут, что причина другая: церемонию будут освещать в прессе, а обед — нет. Увидимся в пабе «Пиктон»,
[22]
Чарли, мне еще нужно кое-куда заглянуть, совсем ненадолго.
2
Пока Чарли ждал у входа, ему казалось, что Малькольму, чтобы вывести машину с многоэтажной парковки напротив универсального магазина «Теско», нужно не меньше времени, чем стране — чтобы выйти из Общего рынка. Наконец подкатил Малькольм, и они поехали через пригороды под старым добрым дождем, обычным для Уэльса во второй половине дня. Миновали развалины замка, затем — руины медеплавильного завода. То тут, то там виднелись конусообразные бугры, покрытые травой, а кое-где — кустарником и молодыми деревцами: заросшие отвалы давно исчезнувших угольных шахт. Дорога ползла вверх, мимо Айверна, по склону долины, который становился все круче, с едва различимыми вдали очертаниями высоких холмов. По всем признакам должен был показаться сельский пейзаж, но по сторонам дороги вновь возникли дома, магазины, учреждения, пабы — все грязное, как в те времена, когда в воздухе висела угольная пыль.
— Вот мы и на месте, — сказал Малькольм, заворачивая за угол. — Или нет? Я не вижу…
— Что случилось? — спросил Чарли, наклоняя голову и выглядывая в окно.
— Здесь раньше была табличка «Пиктон», а теперь написано: «Улицы». Какие улицы?
— Ну-ка посмотрим.
Малькольм припарковался у выкрашенного в лиловый цвет бутика. Чарли почти не сомневался, что это бывший магазинчик марксистской литературы, хоть и не смел верить в такое счастье. Повсюду торговали электронной аппаратурой или модным фаст-фудом, так что крики газетчика: «"Ивнинг пост"!» — доносились словно из другой эпохи.
До заветной цели оставалось несколько ярдов под мелким дождем, когда Малькольм заговорил с Чарли, и тот второй раз за последние два часа пережил то же странное ощущение: речь собеседника, ясная и четкая секунду назад, превратилась в набор бессмысленных звуков.
— Прости, Малькольм, я, должно быть, схожу с ума — ни слова не понял. Ты не мог бы повторить?
— Виноват, — вспыхнув, произнес Малькольм. — Хотел показать, как бы твой друг Кассивеллаун спрашивал о генерале Пиктоне. То есть я его не слышал, но наверняка он говорит с американским акцентом. Боюсь, у меня плохо получилось.
— По-моему, Пиктон родом из Пембрукшира, да? — добродушно поинтересовался Чарли.
— Да, теперь это часть Диведа.
[23]
— В задницу их всех! — решительно произнес Чарли.
— Кого в задницу?
— Лондонских ублюдков, которые перекроили все валлийские графства. Даже меня, никудышного валлийца, это страшно возмущает. Да еще их дурацкие старинные названия!
