— Это сделали для более эффективного управления. — Малькольм хотел быть справедливым.
— Вот тут ты ошибаешься. Это сделали мне назло!
Спасаясь от дождя, они нырнули в гулкий темный туннель, который вел к боковому входу и когда-то служил туалетом для местных выпивох; теперь там было безукоризненно чисто, а старые булыжники сменил бетон. Темноту внутри паба рассеивали лампы в виде старомодных уличных фонарей; впрочем, вблизи стало понятно, что это и есть фонари. Со стеклянного потолка или сквозь него лился приглушенный свет, имитирующий дневной. Стены были расписаны под фасады магазинов, между которыми расположились ворота с кирпичными столбами, решетка парка, кусты и белая дощатая беседка. В дальнем конце помещения приятели разглядели внушительную фигуру Питера Томаса, который сидел на складном парусиновом стуле в бело-зеленую полоску возле фальшивого колодца, отделанного камнем и кованым железом. Новоприбывшие направились к нему, по дороге заметив, что кафель под ногами сменился гравием.
— Общество всеобщего благоденствия, — проворчал Питер. — В старые тяжелые времена только богатеи могли наслаждаться подобным окружением. Теперь оно доступно всем.
Чарли подошел к многоугольному бару посредине зала и позвал бармена.
— Минутку, — отозвался голос откуда-то вне поля зрения, и сразу стало понятно: кое-что осталось прежним.
После того как принесли выпивку, Малькольм огляделся вокруг и сказал:
— Да, здесь все переделали.
— И не разберешь, где что находилось, — добавил Чарли. — Помните бар в задней комнате? Где была дверь, которая туда вела?
— Полагаю, сейчас везде так, ну, может, кроме какой-нибудь дыры вроде «Библии», — заметил Малькольм. Его лицо стало серьезным и сосредоточенным. — Напоминает мне одно местечко, куда я заходил совсем недавно. Черт, как же оно называлось?
Питер тяжело задышал.
— Далеко не везде. На днях я ехал на автобусе, времени было много, ну я и вышел у «Пендл-инн», помните этот паб? Там теперь все из металла, представляете? Стены, пол, столы, стулья, бар — абсолютно все! Сплошной матовый металл, не хромированный. Даже стойка с едой. Все металлическое, кроме дюжины телевизоров, по которым показывают рок-музыкантов. Но ты, конечно, имеешь полное право считать различия между этим пабом и тем незначительными.
Питер редко говорил столь пространно, однако Малькольм уже приготовил ответ:
— Видимо, подобный дизайн привлекает молодежь. Вот как здесь.
Верно подметил: судя по тому, что можно было различить в полумраке, большинству посетителей едва исполнилось тридцать. Некоторым не было и десяти, они носились вокруг, налетая на мебель.
На лице Питера промелькнула гримаса невыразимого отвращения, но он промолчал.
— Да не должен он никого привлекать, — сказал Чарли, — смысл вовсе не в этом. Просто хозяин понимает, что пора подновить пабы. Конечно, он не жаждет раскошеливаться на пару миллионов фунтов, но делать нечего, и потому он скрепя сердце достает деньги и нанимает известного дизайнера. А известный дизайнер становится знаменитым, после того как фотографии его работ опубликуют в шведских журналах, и остается знаменитым, пока получает призы от международных комитетов, заседающих где-нибудь в Бразилии. Вот и все. Бедный старый…
Чарли умолк — Питер, который все быстрее и быстрее переводил взгляд с него на Малькольма и обратно, явно хотел что-то сказать.
— Где Алун? — требовательно спросил он. — Я думал, он тоже приедет.
— Собирался, — ответил Чарли. — Вернее, собирается. Будет чуть позже.
Пока он говорил, раздался телефонный звонок. Из-за стойки вышел сутулый юнец и направился к старомодной телефонной будке, которая стояла на бетонном постаменте посреди зала.
Питер недовольно продолжил:
— Однако он присутствовал и даже проявлял активность на церемонии в честь Бридана, которая, по словам Малькольма, прошла, увы, без особых неприятностей.
— Ну, ему куда-то понадобилось.
— Да? Куда же именно?
— Не знаю.
Питер пристально поглядел на Чарли, затем покосился на Малькольма, однако те ничего не сказали. Так они и сидели молча под оранжево-белым пляжным зонтиком, беспомощно глядя на идущего к ним сутулого юнца.
— Кто из вас мистер Келлан-Дэвис? — спросил он, выговорив первую часть фамилии явно не по-валлийски.
Чарли испугался, что Малькольм начнет поправлять бармена, но все обошлось: Малькольм ответил, помедлив не дольше обычного — он вообще соображал не быстро.
— Ваш друг сказал, что уже едет. — Юноша кивнул на телефонную будку, словно желая снять любые сомнения относительно источника информации.
Почему-то это известие никого не обрадовало — наоборот, за столом воцарилось мрачное молчание. Оно грозило затянуться, но тут на выручку пришел старина Малькольм: он рассказал Питеру о церемонии перед церковью Святого Догмайла, не забыв о Пью. Чарли тем временем мирно клевал носом в своем пляжном кресле.
Алун действительно не заставил себя долго ждать. Энергичным шагом он прошел через кафель и гравий к приятелям, состроил извиняющуюся гримасу, окинул интерьер неодобрительным взглядом и сходил за выпивкой. Как обычно, Алун весело болтал о самых разных вещах, но и словом не обмолвился о том, где провел предыдущий час своей жизни. Чарли, который уже немного прочухался, почувствовал, что вот теперь-то, когда он размяк и стал пить неторопливо, его разобрало по-настоящему. Он подождал, пока Алун закончит распространяться о том, что сегодня они впервые за бог знает сколько лет пьют вчетвером, и обратился к нему:
— По-моему, ты хорошо выступил на сегодняшней церемонии.
— Ну, мне нужно было…
— Вот только зря ты сказал, что хотя Бридан не знал валлийского, он его понимал.
— Господи, я всего лишь…
— Я хочу кое-что тебе объяснить, пока еще помню и не перебрал с выпивкой. Когда кто-то говорит тебе по-валлийски, что на дворе трава, а на траве дрова, ты ничего не поймешь, если только не знаешь, как по-валлийски «двор», «трава» и «дрова». Еще он может нарисовать картинку. Иначе это просто тарабарщина.
— Конечно, конечно…
— Суть в том, что в этом нет необходимости. Люди будут рады услышать, что Бридан творил на английском с жаром и страстью, присущими только истинному, или настоящему, или какому тебе угодно валлийцу, и что в своих стихах он передавал дух чего-то там. Даже если такое утверждение спорно, оно по крайней мере всего лишь треп, а не чушь. Трепись сколько хочешь, но не пори чушь.
— Интересно, сколько человек чувствуют разницу?
— Не знаю, но я чувствую, и ты, думаю, тоже.
Алун вздохнул:
— Ты прав, Чарли. Я не подумал. Очень неосмотрительно.
— Вот и умница. И не забывай в будущем.
