— Гвен.
— Здравствуй, Гвен.
— Рианнон, милая, это я, Гвен! — Слова и тон свидетельствовали, что ни искренних извинений, ни раскаяния ждать не стоит. — Спасибо за отличный прием! Я прекрасно провела время; похоже, даже слишком: немного увлеклась под конец вечера. Хватила через край, как сейчас говорят. Надеюсь, я не доставила много хлопот?
— Ничего страшного.
— Боюсь, я немного сердита на беднягу Алуна из-за как там его… Да, вынуждена признать, что из-за Уэльса. Дело в том, что, на мой взгляд, он смахивает на стереотипного валлийца и, нужно отдать ему должное, сам это признает, хотя все-таки слегка перегибает палку. А меня он считает занудой училкой. Ну и вот, все было так хорошо, что я немного увлеклась выпивкой, и тут Алун что-то сказал, не помню уже что, и вдруг я…
— Ничего страшного, дорогая. Все уже забыто.
— Ну… Боюсь, очень некрасиво вышло. Что-то я разошлась спьяну. Алун дома?
— Нет, его целый день не будет.
— Я хочу с ним поговорить. Прием действительно удался. Перезвоню позже.
— До свидания.
— Вам повезло с погодой для поездки. Юный Малькольм весь как на иголках.
Розмари, которая после недолгих раздумий осталась в пределах слышимости, вопросительно посмотрела на мать. В ответном взгляде Рианнон была шутливая обреченность.
— Отец что-то сказал об Уэльсе, вот она и рассердилась.
— О, понятно. Надо же, как кстати. Наверное, ей нелегко было признаться.
— И вправду кстати. Кто-то должен был приложить усилия, чтобы мы остались друзьями.
— Должен был? Не слишком-то она хорошая подруга.
— Нет, она не плохая. После стольких лет дружбы на некоторые вещи смотришь сквозь пальцы.
— Ты обошлась с ней слишком мягко.
— Уже поздно обходиться жестко с такими людьми, как Гвен. Пойдем на улицу. Малькольм едет.
Рианнон взяла сумку и пошла к двери. Розмари обняла мать за талию.
— Неужели ты не против всего этого?
— О чем ты говоришь! Конечно, против! Но я не вижу смысла об этом думать или что-либо предпринимать. По крайней мере до тех пор, пока не узнаю наверняка.
— Мам, если бы ты только позволила…
— Давай сменим тему.
Сад перед домом не отличался большими размерами, но там была ярко-зеленая трава, типичная для этих широт, цветы на разросшихся клумбах и, как неожиданный бонус, огромный куст колокольчиков. Нелли с разбегу врезалась в него, затем побежала назад по дорожке, легко преодолевая ступени в три дюйма высотой. К югу открывался великолепный вид на рощи, затененные лужайки под невидимой отсюда скалой, широкую полосу влажно поблескивающего песка и, наконец, на далекое море с полудюжиной крошечных лодочек. На горизонте виднелось несколько облаков, но ни одного грозового. Вокруг было светло и радостно.
— Тебе ведь очень хочется поехать, да?
— Конечно. Э-э… да.
— И в чем ложка дегтя?
— Понимаешь, он… Он очень милый и добрый человек, но слишком погружен в себя. Может что-нибудь ляпнуть, не подумав, как к его словам отнесутся другие, просто потому, что ему захотелось высказаться.
— Например, что всю жизнь любил только тебя?
— Да, вроде того.
— Ну, если это худшее, тебе не о чем беспокоиться. Справишься, наверняка у тебя достаточно опыта.
— Перестань, милая.
Розмари посмотрела на мать долгим взглядом, потом произнесла:
— Конечно, он может смутить тебя разговорами о Гвен.
— Нет, он понимает, что иногда лучше промолчать. Вдобавок он будет думать, что ничего не произошло.
— Что ты имеешь в виду?
— Гвен его убедит.
— Убедит?
— Пара пустяков, если будет настаивать на своей версии, а она будет.
— Тебе лучше знать.
Повернувшись к собаке, которая испуганно следила за каждым ее движением, Рианнон произнесла:
— Сегодня ты со мной не пойдешь. Извини, но я тебя не возьму.
— О Господи! — воскликнула Розмари. — Надеюсь, ты не думаешь, будто она тебя понимает!
— Ну, не скажи. Может, пока нет, а когда вырастет — все будет понимать. Зависит от дрессировки.
— Ладно, это твоя собака… Это он приехал?
— Похоже… Да.
— Мам, ты так хорошо выглядишь, что, боюсь, тебе придется стиснуть зубы и слушать его признания в любви. А теперь…
Мать с дочерью приготовились к встрече. Не дожидаясь просьбы, Розмари вытащила щенка из-под куста сирени и взяла на руки. Рианнон повернулась, поправила волосы, глядя на свое отражение в окне гостиной, и аккуратно сорвала полураспустившуюся желтую розу, которую давно приметила, но до сих пор не трогала. Женщины отошли друг от дружки, дабы не создавать впечатление чрезмерной сплоченности.
Малькольм вылез из сияющей ярко-голубой машины и со второй попытки закрыл водительскую дверь. На нем был спортивный пиджак в крупную темно-красную, зеленую и коричневую клетку, диагоналевые брюки, которыми он, видимо, чрезвычайно гордился, светло-зеленый шейный платок типа «я сегодня встречаюсь со своей старой подружкой» и, слава Богу, скромная рубашка и простые коричневые ботинки. Подойдя поближе, он явил свежий порез от бритвы на щеке, заметный, словно чирей на носу, для него самого и почти невидимый для всех остальных. Малькольм держал завернутый в целлофан букет из розовых гвоздик и красных роз ценой в сорок фунтов, не меньше, который и вручил Рианнон с расстояния вытянутой руки.
— Рад тебя видеть, — пробормотал Малькольм, видимо, отказавшись от заготовленной дома речи. Он неумышленно резко поздоровался с Розмари, которую не раз видел раньше, правда, мельком, но никак не ожидал встретить сегодня, и только заметив щенка, немного расслабился. — Какой замечательный парень!
— Здравствуйте, Малькольм, — сказала Розмари. — Вообще-то это девочка.
Она пустилась в обычную болтовню о том, что Малькольм не назвал бы Нелли замечательной, если бы пришел чуть раньше, об ужасной привычке грызть все подряд и так далее. Рианнон продела розу в петлицу его пиджака и, дождавшись, пока Розмари опустит щенка на землю, отдала ей букет.
— Поставь цветы в веджвудскую вазу — прекрасно будут смотреться! — и найди для них место попрохладнее. — Сама она так смутилась, что даже не поблагодарила Малькольма. — Переставим, когда я вернусь. Думаю, не раньше пяти — нужно кое-куда заехать в городе.
Последнюю фразу она произнесла, глядя куда-то за плечо Розмари.
2
Едва усевшись в машину рядом с Малькольмом, Рианнон заметила на передней панели сложенную кепку примерно той же расцветки, что и его пиджак. Оставалось только надеяться, что Малькольм забраковал головной убор после примерки и не собирается надеть его позже, дабы поразить ее воображение. Рианнон довольно вздохнула, вернее, попыталась. В воздухе витал едва уловимый аромат, все внутреннее пространство автомобиля свидетельствовало о долгих часах чистки и уборки. Рианнон вдруг вспомнила, как много лет назад похвалила Малькольма за четкий аккуратный почерк, а он поблагодарил ее и сказал, что, какими бы скучными и унылыми ни были его творения, тому, кто решится их прочитать, не придется тратить силы на расшифровку. Он добавил, что это вроде правила, которое предписывает лектору говорить внятно.
