— Этого здесь раньше не было, — торопливо сказала Рианнон, и Малькольму потребовалась целая секунда, чтобы понять: она говорит о чем-то существующем в реальности.
Посреди поля, мимо которого они проезжали, стоял павильон, обклеенный яркими объявлениями, на которых исполинскими буквами предлагалось съесть здесь или унести с собой. Вокруг виднелось множество следов от шин, но людей не было. Под яркими солнечными лучами строение выглядело так, будто им положено восхищаться, не испытывая желания посетить, — вроде нового жилого района в Мехико.
— Тьфу, пакость! — произнес Малькольм с чувством. — Я тоже его раньше не видел. Стоит отвернуться, и они вырастают как грибы. Сейчас везде так.
Рианнон не раз слышала последнюю фразу, зачастую — вместе с другой, о бесполезном сотрясении воздуха. Похоже, рано или поздно это всех задевает, даже прямодушного старину Малькольма, которого никогда не интересовало, где люди берут деньги. Рианнон подумала, что, если он начнет распространяться на эту тему, разговор еще некоторое время не перейдет за опасную грань. Но Малькольм немного помолчал, а когда вновь заговорил, его голос звучал мечтательно. Не слишком хороший признак.
— Считается, что годы меняют людей, — начал он, снова замолк, потом торопливо продолжил: — И правда, так часто бывает. Помнишь такого Майлза Гэррода? Он еще играл в театре и, кстати, неплохо. Сыграл Марлоу в «Ночи ошибок»
[28]
в Театре искусств.
— Конечно, — солгала Рианнон. Она всегда соглашалась, если не было особой разницы, скажет она правду или нет, и делала исключение только для Алуна. Излишняя правдивость казалась ей чересчур дерзкой, к тому же обычно все становилось понятным из дальнейшего разговора. Люди иногда приятно удивлялись, как так вышло, что она не слышала раньше ни одного анекдота.
— Ты бы его сейчас не узнала, Ри, гарантирую. Я столкнулся с ним несколько месяцев назад на свадьбе в Карэйсе. Вернее, не столкнулся — приятель сказал, что вон там старина Майлз Гэррод, и показал на него. Он полностью изменился. Вроде не особенно постарел и выглядел вполне прилично. Просто совсем другой человек.
Казалось бы, дав понять, что именно он задает тему разговора, Малькольм мог бы сообщить, чем сейчас занимается Майлз Гэррод, но нет. Вернувшись к мечтательному тону и, судя по всему, перейдя ко второму пункту своей речи, он продолжил:
— Однако некоторые люди почти не меняются. Вот ты, Рианнон Уивер, такая же, как прежде. Все та же, что была в те времена, назовем это так, ладно?
— Глупости, я поправилась по крайней мере на…
— Нет-нет, ты почти не изменилась. Походка, взгляд, да вообще все! Когда я увидел тебя в тот первый вечер…
Она позволила Малькольму высказаться, но держалась настороже, следила, чтобы он не увел разговор на скользкую почву. По собственному опыту Рианнон знала, что подобные приступы откровенности предотвратить нельзя, можно только переждать.
— …последняя встреча с тобой восемь лет назад…
«Положим, больше, но он так уверенно произнес; впрочем, какая разница? Особенно сейчас», — подумала Рианнон.
— …всякий раз лишь на несколько минут…
Рианнон вспомнила несколько длинных вечеров, даже пару визитов на все выходные. В один из них она даже успела поболтать с Гвен о своей беременности. Старшая сестра Розмари родилась в пятьдесят девятом — значит, встреча была чуть раньше, но если Малькольм предпочитает свою версию, что ж, пусть.
— …и я впервые увидел тебя с тех времен. Раньше, когда я читал о людях, которые почувствовали, как время повернулось вспять, я думал, что это всего лишь слова, просто фантазия. Но все произошло именно так.
Малькольм покосился на нее со слегка безумным видом и сразу же отвел глаза.
— Я знал, что это случится. И не спрашивай откуда, — торопливо добавил он на всякий случай.
Надпись на дорожном указателе гласила: «Стагамбер 1, Питерстоу 2 S». В Питерстоу они с Малькольмом собирались пообедать. Сколько это минут? Пять? Минута с четвертью? Рианнон скрестила пальцы на левой руке. Конечно, ужасно, что она так думает, но пока ситуация не безнадежная. Конечно, Малькольм уже много чего наговорил, даже по-трезвому; видимо, осмелел из-за того, что ведет машину и не смотрит в глаза, но ничего серьезного он не сказал — может, все и обойдется.
Машина въехала на вершину холма; футах в ста внизу виднелась деревушка Стагамбер. Все в ней, от безграничной глади моря справа до густой зелени слева, было ровно таким же, как много лет назад.
— Конечно, я имел в виду не только то, что ты внешне такая же, — произнес Малькольм, уничтожив надежду, которая и без того едва теплилась. — Даже слепой бы это заметил. — Он замолчал, чтобы перевести дух. — Я хотел сказать, что ты не изменилась изнутри. Хотя изнутри мало кто меняется, как ты думаешь?
Рианнон немного подумала.
— Да, наверное, ты прав.
— Я знаю, что сильно изменился внешне. Стал дряхлым стариком. Нет, я не жалуюсь, просто констатирую факт.
Он сокрушенно покачал головой.
— Сейчас же прекрати! — с негодованием воскликнула Рианнон. — Никакой ты не дряхлый! Ты в прекрасной форме, отлично выглядишь и даже не полысел. Ты выглядишь… э-э… значительно моложе своих лет.
Комплименты Малькольм всегда принимал с нескрываемым удовольствием, и в этом отношении он нисколько не изменился. Впрочем, не изменился он и в том, что по-прежнему давал понять, когда ждет похвалы и какой примерно, а потом от души радовался, услышав добрые слова в свой адрес.
— Ой, ну что ты, Ри, — повторил он несколько раз. — Но я хочу сказать, что внутренне я почти не изменился.
«Там-парарам-пам-пам изнутри», — думала она про себя, ожидая, когда последует «там-парарам-пам-пам снаружи», но на всякий случай скрестила пальцы. Малькольм по-прежнему гнул свою линию, немного настойчивее: «Неисправимый романтик… всегда ждал от жизни слишком многого… чуточку завидовал практичным людям, которые мирились с тем, что есть… победа надежды над жизненным опытом… неисправимый романтик… стараюсь во всем искать хорошее… так легче жить… никогда не хотел быть приземленным типом, который довольствуется синицей в руках… слишком стар, чтобы меняться», — закончил он твердо. Дело начало принимать скверный оборот, когда Малькольм признался, что с нетерпением ждал этой встречи и по-прежнему надеется на будущее. Впрочем, выражался он довольно туманно и вскоре замолчал. «Если повезет, то со вступлением закончено», — подумала Рианнон.
Они въехали в Стагамбер и почти сразу же выехали, успев заметить лишь мешанину флагов, афиш и рекламных плакатов самых разных цветов: салатового, желтого, красного, черного и белого. Машина повернула налево вдоль края долины, и их взору предстал еще один дорожный указатель, из новых, темно-зеленый, с нарисованным вигвамом и тонкой белой надписью, довольно разборчивой вблизи. Согласно ей, до Питерстоу оставалось всего восемьсот метров, и если двигаться по стрелке, непременно туда доберешься.
