— Больше не помню. И, как я уже говорил, хочу знать, в чем причина. Прежде мы не ругались и отношений не выясняли. Очень странно. Даже анахронично — она уже лет сто не разговаривала со мной в таком тоне.
— Хм. — Алун поджал губы, поморгал и уставился на стену, словно размышляя над некими чисто теоретическими предположениями. — А она никого не упоминала? Э-э… может, говорила о ком-то, кто мог бы…
— Нет. Я бы запомнил.
— Понятно. — На какой-то миг на лице Алуна мелькнуло чувство явного облегчения. — Тебя, должно быть, это немного успокоило.
Малькольм со вздохом кивнул. У него болела шея, и он несколько раздернул плечами.
— Меня другое беспокоит: я все пытаюсь понять, какая связь между скандалом и тем, как она налетела на тебя. Кстати, мне очень жаль, что это случилось.
— На меня?
— Вчера вечером в «Гольф-клубе». — Малькольм тоже моргнул.
— Да? О да, я думал: когда же мы заговорим о вчерашнем? Да уж, выдала она мне по первое число! А что она тебе рассказала?
— Ну, мне пришлось чуть ли не силой из нее вытягивать, но я не мог этого так оставить.
— Да, ты прав, конечно. И что же…
— Сказала, что устала, немного перебрала, была не в настроении, а еще — откровенно говоря, Алун, то есть я хочу сказать, что сейчас говорю откровенно, — она на тебя разозлилась… вернее, не разозлилась, а обиделась. Из-за какого-то лингвистического вопроса, который, должен признаться, я не совсем…
— О, я понял! Она выросла в Кейпл-Мерерид, где говорят по-валлийски, а я — нет. Откровенность за откровенность, Малькольм: Гвен считает, что я фальшивка, и даже еще хуже: впариваю Уэльс англичанам. Конечно, я ее раздражаю. Нет-нет, не надо… Не спорь, тем более мы сейчас не об этом. А что касается нашего разговора…
Алун наклонился к приятелю и произнес выразительно, но тихо:
— Не принимай все, что она сказала, всерьез. Однако ты прав: у вашего сегодняшнего скандала есть подоплека. Так, виски в гостиной. — Последнюю фразу он произнес специально, когда они с Малькольмом зашли на кухню, чтобы продолжить разговор там. — Хочешь, я еще налью? Давай, тебе сейчас полезно.
— Думаешь? Хорошо, только немного. Спасибо.
Алун встал и положил руку ему на плечо.
— Все нормально, дружище. Я тебе сейчас объясню. Знаю, тебе тяжело, но все будет хорошо.
Оставшись один, Малькольм вдруг почувствовал, что немного пьян — состояние, которого он не испытывал уже лет тридцать, почти столько, сколько они с Гвен женаты, и до тех пор пока в его жизни вновь не появился Алун. Малькольм по-прежнему ничего не понимал, но уже не терялся в догадках по поводу Гвен, а мысли о Рианнон отодвинул на задний план. Он никак не связывал обеих женщин и не думал, чтó каждая из них значит в его жизни. Все-таки хорошо, что Алун пришел его выслушать и, кажется, поможет во всем разобраться. Тем не менее в глубине души Малькольм ощущал какую-то тревогу, которая исчезала, когда он начинал искать ее причину, и возвращалась, стоило ему остановиться.
Из гостиной доносился приглушенный шум голосов, музыка звучала тихо, потом совсем замолкла, раза два Малькольм услышал смех Гарта. Раздался голос Алуна, он явно что-то рассказывал, затем — взрыв хохота. Нет, Алун бы не стал проезжаться на его счет, глупо даже думать об этом, решил Малькольм. Тут вошел сам Алун с двумя стаканами виски. Как всегда, он двигался легко и быстро.
С серьезным выражением лица, полный решимости помочь, Алун придвинул стул к столу, с которого Малькольм недавно убрал почти все объедки, оставленные Гвен после ужина (а также обеда, завтрака и перекусов). Сам Малькольм сидел выпрямившись и расправив плечи.
— Отлично, — произнес Алун командным голосом. — Есть только одно слово — ревность. Обычная старомодная ревность. А еще — зависть, которая ничем не лучше. Я недавно читал, что она еще опаснее для брака, чем ревность. У какого-то валлийского писателя, не помню у кого. Так вот, в твоей жизни случилось нечто хорошее, романтичное, а именно — Рианнон. А с бедняжкой Гвен ничего подобного не произошло, — продолжил он, строго глядя на Малькольма. — У тебя было ностальгическое свидание, ты вернулся счастливый и довольный, вот она тебя и наказала. Все просто. Не сердись не нее. С женщинами всегда так. Что-то вроде рефлекса.
— Да не было такого! Я же не дурак! Сказал Гвен, что все прошло довольно мило, но еда была так себе, и погода не задалась, ну, все в таком духе.
Алун вполне предсказуемо начал качать головой еще до того, как Малькольм закончил.
— Послушай, если ты просто вернешься домой целым и невредимым, они будут считать, что ты счастлив и свидание удалось. Все женщины одинаковы… О Господи!
— Ты говоришь, что она хотела задеть меня побольнее.
— Совершенно верно.
— Но я ведь не хотел ее обидеть.
Алун издал громкий стон, словно показывая, что объяснения здесь бессильны.
— Она…
— Она забудет, что тебе наговорила, к завтрашнему утру.
— А я не забуду.
— Забудешь. Может, не завтра, со временем, но чем скорее, тем лучше. Повторяй за мной — нет, не в буквальном смысле, просто запомни. Гвен не думала всего того, что сказала. Вместо того чтобы кричать и визжать, она наговорила тебе обидных слов. Она рассердилась и обиделась — справедливо или нет, не важно. И ты должен это стерпеть. Таков порядок.
— Ну, тебе виднее. — Малькольм тяжело вздохнул. — Ладно, я постараюсь. Кстати, как это связано с тем, что она наговорила тебе?
— М-м-м… — Алун как раз отхлебнул из стакана, потому поднял вверх палец и не опускал, пока не проглотил виски. — Почти то же самое, только в другом направлении. Я имею в виду Гвен увидела, как Рианнон разговаривает с тобой, и рассердилась. Наверняка ей захотелось разделаться с Рианнон, однако действовать напрямую она не могла — они ведь приятельницы и все такое, вот она и отыгралась на мне, чтобы уязвить Рианнон. Вот и все. Ревность… и зависть. В этом случае скорее зависть — одна женщина завидует другой, примерно того же возраста. Ясно как белый день. Такое случается сплошь и рядом.
Из гостиной вновь донесся смех Гарта — правда, еле слышно.
— Слишком хитро, на мой взгляд, — заметил Малькольм.
— Ничего хитрого. Когда ты…
— Извини, я имел в виду — нечестно.
— Хорошо, тогда ничего нечестного. Как только ты избавишься от пагубного и устойчивого заблуждения, будто женщины должны думать, что говорят, и говорить то, что думают, исключая те случаи, когда откровенно лгут, все будет в порядке. Нечестно, хитро, надо же! Да куда уж проще и откровеннее! — Голос Алуна смягчился. — Знаю, Гвен во многом отличается от других, но кое в чем она такая же, как все женщины, и это именно тот случай. Понятно?
— Да, — кивнул Малькольм после едва заметного замешательства. — Конечно, ты прав. Просто надо немного привыкнуть. Спасибо, Алун.
