Книга Старые черти, страница 59. Автор книги Кингсли Эмис

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Старые черти»

Cтраница 59

— Не слишком-то впечатляющая карьера, как я понимаю.

— Училась она добросовестно, но ничем не интересовалась. Выполняла обязательные задания, и все, хотя других возможностей всегда хватало. Она никогда не участвовала в… э-э… полуночных спорах. А ведь в университете это чуть ли не главное.

Мюриэль небрежно махнула рукой, словно отказываясь признать значимость данной стороны жизни.

— Зато, смею заметить, преподаватели в ней души не чаяли.

— Если ты имеешь в виду, что там было…

— Нет-нет, ничего предосудительного, я не о том. Девушке не нужно заходить слишком далеко, чтобы понравиться преподавателю. Вполне достаточно приятных манер.

— Ну… — начала Гвен и замолчала.

Ей почему-то остро захотелось вступиться за Рианнон. Может, из-за неприятных глубоких морщин на верхней губе Мюриэль? Гвен разглядела их примерно полминуты назад, как раз тогда, когда обнаружила, что волнение супружеской измены уже почти выветрилось под влиянием спиртного и болтовни. Впрочем, это отнюдь не означало, что она хочет вернуться домой. И, конечно, Гвен подспудно осознавала: она еще не скоро смирится с тем, что получилось (да и то еле-еле) у них с Алуном. Конечно, она сама во всем виновата: не усвоила урок в молодости, слишком быстро напилась в тот день и вообще рискнула связаться с подонком. В прошлом Гвен так и не определила для себя, как относиться к Алуну: презирать его или считать очаровательным негодяем? Что ж, по крайней мере благодаря событиям памятного дня — того самого, когда открыли памятник Бридану у церкви Святого Догмайла, — проблема разрешилась сама собой. Ладно, ни к чему вспоминать об этом снова и снова.

Судя по всему, Мюриэль тоже решила взять паузу. Склонившись над столом, она спичкой рисовала узоры на пепле в объемистой пепельнице из синего стекла и тихо присвистывала сквозь зубы, вероятно, подыскивала новую тему для беседы — как вскоре выяснилось, безрезультатно.

— Им не важно, умная ты или дура, или ни то ни другое, — сказала она. — Им плевать, что ты думаешь, говоришь и какая ты на самом деле.

— Они ничего не замечают. — Гвен решила, что может поддержать разговор.

— Поначалу думаешь, что им интересно. Во всяком случае, я так считала. «Любимая, скажи, о чем ты думаешь, нет-нет, продолжай, я хочу знать». А потом, когда начинаешь рассказывать… Я долго не замечала, как на тебя смотрят пустыми глазами. Оказывается, они слушают только из вежливости. Можешь нести любую чушь, им все равно. Совсем как в одной из стран соцлагеря, о которой я недавно читала, по-моему, в Венгрии. Никто тебя там не услышит, пока не выйдешь на площадь. Или в Польше. А потом они удивляются, когда ты начинаешь орать и швырять в них что ни попадя! Вот смешно, только что пришло в голову: это как меньшинства понимают, что законным путем ничего не добьешься, и начинают взрывать электростанции. Конечно, я не призываю ничего взрывать, но, видит Бог, я понимаю, что людей на это толкает.

— И еще они не сердятся в ответ. Тут с ума сходишь от злости, а они совершенно спокойны, словно хотят показать, что ты ведешь себя по-детски глупо, а вот они — взрослые и рассудительные.

— Не забывай, что когда ты, скажем, опаздываешь — это одно, а вот когда они — это совсем другое. Ты злишься, когда они поздно возвращаются; нет чтобы спросить, какое важное дело их задержало. И это после того, как ты полночи не смыкала глаз!

— Точно! А еще они идут в клуб с таким видом, словно их туда силком тащат! — с удовольствием подхватила Гвен. — Будто бы мы не догадываемся!

— Ума не приложу, зачем мы вообще с ними разговариваем?

— Я тоже никак не пойму.

— Козлы, — подытожила Мюриэль, — а те, что притворяются нормальными, хуже всех.

— Согласна. Хотя иногда думаю, что мы с ними слишком суровы.

— Так им и надо, мерзавцам.

На кухне было очень тихо. Даже в восьмидесятых годах в Южном Уэльсе вели размеренный образ жизни — рано уходили на работу (если таковая имелась), рано возвращались домой, рано встречались в пабе, рано ложились спать, и это придавало ночным посиделкам дополнительную привлекательность. Со словами: «Давай еще по одному, на дорожку», — Мюриэль наполнила бокалы. Гвен охотно согласилась, жестом показав, когда ей хватит, — она всегда так делала, когда наливали. Вдруг на Мюриэль снизошло вдохновение, она закурила и с жаром начала новую тему.

— Может, у нас и не очень правильная жизнь, — сказала она тоном строгого судьи и демонстративно махнула рукой, — но все же намного лучше того, что выпало на долю моей родительницы, особенно под старость. Ни машин, ни вечеринок, ни телевизора. В те времена у стариков только и было что кресло, клюка и кот.

— Да ладно тебе, — ответила Гвен так резко, что Мюриэль слегка вздрогнула. — Я как-то видела твою мать, и, насколько помню, она ждала, что за ней заедут на машине и отвезут играть в бридж. Причем в руках у нее был джин с тоником. Клюка и кот, скажешь тоже!

Если Мюриэль почувствовала неловкость и перегруппировалась, то ничем этого не выдала.

— Хорошо, ей повезло. Тысячам других женщин — нет. Видишь ли, я говорю о довоенном времени. Совершенно другой мир. Другое отношение. — Мюриэль говорила быстрее и сосредоточеннее, чем раньше, как будто решила высказать наболевшее, и, видимо, уже давно. — Например, к супружеской жизни. Сейчас принято думать, что те поколения не обсуждали подобные темы. Вероятно, так оно и было, они действительно не углублялись в подробности, но можно говорить о чем-то до посинения и в конечном итоге не узнать ничего нового. Не приблизиться к пониманию, — произнесла Мюриэль с нажимом и торопливо продолжила: — Моя мать часто говорила о неприятной стороне замужества. Вернее, не говорила, просто упоминала, называя ее именно так. А теперь представь, как над тобой будут потешаться в наши дни, если скажешь что-нибудь подобное. Все будут. Только мне интересно, сколько женщин не согласятся с тобой совершенно искренне.

Мюриэль замолчала, хотя явно не из-за того, что ей было нечего сказать. Гвен бросила на нее ободряющий взгляд и приготовилась внимательно слушать, готовая при первой же возможности пересказать этот разговор Рианнон: не только из внутренних побуждений, но и в качестве компенсации за свое предательство. Кроме того, любая достоверная информация об отношениях этой супружеской четы будет по достоинству оценена другими женами.

По-прежнему торопливо, Мюриэль продолжила с того места, на котором остановилась:

— И все потому, что у них нет времени привыкнуть. Принято считать, что это наладится само собой; думаю, у многих так и происходит, но не у всех. А говорить с ними бесполезно — они ничего не замечают, а если замечают, то думают, это женские капризы, или способ самоутвердиться, или что она мстит за какую-то провинность. В общем, все заканчивается либо ссорой, либо надеждой на то, что следующий раз будет лучше, но, как ни смешно, ничего не меняется. А потом… потом оказывается, что уже слишком поздно. Знаешь, как бывает: разговариваешь с кем-нибудь и не можешь вспомнить имя этого человека, и продолжаешь разговор в надежде, что вспомнишь или он сам представится. Ну и тогда уже ничего не исправишь. А вот некоторым везет: у них после двадцатилетнего перерыва все хорошо. Шан говорила мне, что до сих пор общается со своим бывшим, хотя он перебрался в Торонто черт знает сколько лет назад.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация