Насколько Питер помнил, раньше ему в этой церкви бывать не доводилось. Сквозь прозрачное стекло, которым заменили выбитые части витражей, проникало достаточно света, от чего все внутри выглядело ярким, чистым и совсем новым. Светлые деревянные детали показались Питеру знакомыми, имеющими отношение лично к нему, и он вдруг понял, что они напомнили ему мебель так называемого скандинавского стиля, который был в моде, когда они с Мюриэль поженились.
Появившиеся таким окольным путем мысли о тех днях и всем остальном, что за ними последовало, включая сегодняшний день, решительно не желали уходить. Собственно, это были даже не мысли, а смесь воспоминаний и чувств. В воспоминаниях, сильных, но туманных и будто смазанных, перед мысленным взором Питера представали Ангарад и Рианнон, а еще — Мюриэль и множество полузабытых лиц и мест, которые он не смог бы назвать. Среди чувств преобладали два: раскаяние и жалость к себе. Оба чувства были хорошо знакомы Питеру, но он так и не научился с ними справляться. Сейчас, во время торжественной церемонии, ему не удалось взять себя в руки и в полной мере порадоваться свадьбе сына, о чем он мечтал с того самого дня, как узнал о намерениях Уильяма. Все действо обрывочно проходило перед глазами и сразу же отправлялось в прошлое, чтобы смешаться с остальными воспоминаниями. Как обычно в последние годы.
Большую часть службы Питер провел в состоянии, по многим существенным параметрам близком к скуке. Тем не менее, хотя главное почти не воспринималось, он сумел подметить немало занятных мелочей. Например, пение прихожан (хора не было, потому что кто-то уехал в отпуск, а у кого-то нашлись дела поважнее) звучало довольно убого, так как некоторые только открывали рот, а другие сильно фальшивили. В общем, все представление заслуживало доброго слова лишь потому, что, случись англичанам присутствовать на службе, они бы поняли: валлийцы вживую поют гораздо хуже, чем по телевизору. Возможно, Питер даже высказал бы это вслух, но не стал себя утруждать. Чарли заметно выделялся из общего безобразия: он благозвучно, попадая в тон, спел гимны и неплохо справился с псалмом, куда более трудным для исполнения. Питер вдруг вспомнил, как много лет назад Чарли сбегал на репетиции хора то ли в Гарристоне, то ли в Эманьюэле, обещая, что обязательно вернется к половине десятого — выпить искупительную кружку пива.
Служба проходила очень помпезно — несколько священников, вышитые белые облачения, молитвы нараспев, — и Питер даже обрадовался, представляя, насколько это раздражает прихожан старой кальвинистской закалки, как вдруг заметил, что один из участников действа, которого он принял за женственного юношу, на самом деле женщина, молодая и довольно привлекательная. Вот черт! А он-то думал, что весь смысл валлийских традиций в том, чтобы не напороться на что-нибудь этакое. На него навалилась страшная усталость, желание скорее со всем покончить; правда, это чувство довольно скоро ушло. В самом конце, когда священник благословлял молодых, Питер увидел слезу на щеке жены и обнаружил, что она пытается найти его ладонь. Сочтя этот жест частью спектакля, он тем не менее взял Мюриэль за руку и принял благожелательный вид — на случай если она вдруг обернется. Но Мюриэль так и не обернулась.
2
Зазвучал марш Мендельсона: в церкви нашелся органист (вернее, органистка!), который не взял выходной. Проходя мимо родителей, Уильям посмотрел на них. Ни один мускул не дрогнул на его лице, тем не менее сын ухитрился изобразить бесшабашно-виноватое признание собственной капитуляции. Питеру вдруг стало интересно: что Уильям думает о том, что думает мать о его женитьбе и о его жене? Рианнон улыбалась вполне дружелюбно, но не более того. Пора было уходить. Некоторые гости еще не встали со скамей и по-прежнему глазели на Питера. Вид у них был такой, словно они вообще не поняли, что тут произошло и зачем.
— Ну что ж, думаю, мы поженили юную парочку с большим вкусом, — сказал Чарли. — Не знаю, как ты, и не осмелюсь делать предположения, а я бы что-нибудь выпил.
Его слова или то, как он их произнес, несколько удивили Питера. Он пристально посмотрел на друга и ответил:
— Да, я тоже.
Чарли коротко ухмыльнулся:
— Ужасно, да? Это все чертово новое снотворное, которое дал Дьюи. Утверждает, что совершенно потрясающее, не оказывает побочного действия на весь организм, то есть не тормозит его работу. Правда, сегодня мы обойдемся без снотворного. Слушай, если хочешь потом сбежать, можно опрокинуть по стаканчику в «Глендоуэре». Я-то там точно буду. Но с одним условием — не приводи с собой Гарта. В этот счастливый день… в день, когда типично валлийские чувства семьи и товарищества выражены наиболее ярко… наши мысли обращаются… к тому, чтобы вздернуть Гарта Памфри, члена Королевского колледжа ветеринарных хирургов, у входа в «Библию». О Господи, а вот и он!
— Кто-то должен все это сказать.
— Не обязательно. Хотя, погоди, наверное, должен. По ходу жизни много чего приходится говорить, верно?
— Меж тем у юного Гарта есть одно неоспоримое достоинство, как ты сам однажды отметил. Когда он рядом, точно знаешь, что не наткнешься на Ангарад.
— Я это говорил? Надеюсь, не всерьез. Прости, Питер.
— Глупости, ты был совершенно прав. Попал в самую точку. Особенно по отношению к сегодняшнему дню.
— Согласен. — На крыльце произошла небольшая заминка, и Чарли уставился себе под ноги. — Она была бы…
Он замолчал.
— Как мертвец на пиру? Да. Опять-таки точно подмечено. Знаешь, так странно…
— Что именно? Думаю, я могу…
— Впервые с того вечера у Гарта я…
— Потом поговорим. Но…
Толпа подхватила их и вынесла из церкви на залитый солнцем двор, где было полно людей: одни стояли на месте, другие куда-то спешили. Разговор пришлось прекратить. Подошли Софи и Дороти. Софи молчала и отводила глаза (кажется, заплаканные). На Дороти было какое-то нелепое светло-зеленое одеяние, явно самодельное, а в руках она держала кожаную сумку, в которую легко бы поместилась детская крикетная бита и щитки. Чарли толкнул Питера за выступ каменной стены и сдавленно охнул, ударившись лодыжкой о скребок для обуви.
— Э… я бы хотел, чтобы ты передал кое-что Рианнон, если у тебя будет возможность поговорить с ней наедине.
— Хорошо, — сказал Питер, уверенный, что знает, о чем пойдет речь. Его мысли по-прежнему вертелись вокруг событий в доме Гарта.
— Как тебе известно, свадебный банкет устраиваем мы с Виктором. Так вот, по некоторым причинам мы хотим выписать счет без всяких скидок, но в следующем месяце Рианнон получит возврат почтовым переводом, хорошо?
— О, замечательно! — кивнул Питер, мысленно расхохотавшись над несостоятельностью своей догадки. — Просто потрясающе!
— Виктор, то есть мы… мы подумали, что будет лучше, если ты ей об этом скажешь. Конечно, если тебе не трудно.
— Не премину.
— Отлично. Увидимся на банкете.
