— И прабабки, — добавила старушка. Мама продолжала как ни в чем не бывало:
— В задних рядах будут зеленые юбки и платочки, потом желтые, потом синие, а между ними узкими разделительными полосами — красные. Не забывайте, вы стоите в позиции для танца — это точно соответствует танцу номер десять, который будет звучать в это время, он нежный и лиричный. Еще не забудьте: платок в левой руке, левая нога вперед, руки поднять. Гедвика! Пальцы сжаты.
Грудь вперед. Выпрямиться. Прекрасно. Не напрягайтесь, посмотрите друг на друга.
Мама наконец справилась с магнитофоном, включила музыку и заняла свое место.
Как мама дальше вела тренировку, я описать не могу, ибо от меня ускользала вся специфика ее термине-логии, вся эта ее «шлифовка движений», «перемена пози-ций ног» в то время, как руки должны были то откреплять платочки от пояса, то поднимать их над головой и делать ими плавные круговые движения. Ну, наконец! Может быть, это кому-нибудь и нравится, мне — нет. Однако все бабки восторженно захлопали.
— Надеюсь, вы не забудете, что размахиваете платочками, а не стираете тряпкой пыль. Начинаем с медлен-ного поклона. Магда, ты не мешок с картошкой подни-маешь! Теперь наклон в сторону, Индржишка! Платок вверх, шаг вправо, перенести центр тяжести на правую ногу, протянуть руки по позициям — «семь», «два», «три», круговое движение — «восемь», «два», «три», наклон. А теперь вместе с зелеными отцепляют платок желтые. Потом синие и красные. Теперь наклон в другую сторону, три шага, очень красиво, Здена! Теперь попарно лицом друг к другу, как будто беседуете!
Я восхищалась маминым терпением. «Девочки», конечно, старались изо всех сил, но, разумеется, путали движения рук и ног. Если маме удастся наконец добиться от них элегантных движений, я сниму перед ней шляпу.
В конце она уже не кричала, а шипела.
— Не беспокойтесь, все у вас получится. Только будь-те внимательны. И не отвлекайтесь на разговоры — как же я вас перекричу? Тут ужасная акустика. Сейчас закон-чим. А теперь — приветствие!
— Привет!! — заревели бабки так, что солдаты бы им позавидовали.
И побежали в раздевалку.
Теперь я понимаю, почему после таких тренировок мама приходила домой без голоса. Я обняла ее.
— Надеюсь, ты не скучала? — прошептала она.
— Немножко, — ответила я.
— Дай-ка я посмотрю, не выросла ли ты.
— Куда уж! Зато наша Милуш выросла. Вернее, стала толще. Прибыль у нее, — выпалила я, чтобы скорее с этим покончить.
— Ну, вот видишь, я всегда ей говорила, чтобы занималась гимнастикой, а ей как об стенку горох. Она, конечно, ходит вместе с Барси на совместные тренировки детей и родителей, но это ей ничего не дает. И то в последний раз она связки растянула, а ведь делала простейший «самолетик».
— Ты что, не понимаешь? Она беременна. Конечно, тесные клетушки раздевалки не самое лучшее место для такого сообщения. Каково женщине узнать, что в третий раз она станет бабушкой? Но для моей мамы спортзал все равно что дом. Однако она окаменела с одним чулком в руке.
— О господи! Какой месяц?
— Откуда я знаю? Она только что сделала какой-то там анализ.
— Значит, третий. Конечно, перед уходом Любоша в армию… В марте ей рожать. С ума сойти — в июне спартакиада. А кто же будет ходить на тренировки с Барой? Я не смогу, я же работаю.
Разве я преувеличиваю? Я всегда говорю, что мать одержимая. Теперь для нее тренировки Бары стали таким же важным событием, как спартакиада. Весь ход ее мыслей могу вычислить наперед, с небольшими поправками.
— Подумаешь, не будет Бара некоторое время ходить на тренировки, еще успеет.
Мама надела шапку, заперла раздевалку и решительно покачала головой:
— Нет, невозможно, Баре очень нравятся тренировки. И спортивная школа очень хорошая. Нет, я никак не могу подвести руководство, именно я не могу себе этого позволить…
Мы подходили к дому. Я маму больше не интересовала. Столько времени я не была дома, и никому до меня нет дела! Неужели Мила не могла подождать со своей великой новостью до моего отъезда? Нет, ей надо все выложить сразу. Что делать, ведь я тоже говорила только о своем горе, когда оно случилось…
— Папа дома? — спросила мама, заходя на кухню, где Мила пекла пирожки.
И что же, я должна ей все простить за эти пирожки? А зачем вдруг маме так срочно понадобился папа? Что она хочет с ним обсуждать?
— Он наверху, — ответила Милуш.
Я подмигнула Милуш, давая ей понять, что ее задание выполнено.
Мама объявила папе, что теперь, когда у Милы будет еще один ребенок, в спортивную школу с Барой придется ходить ему. Папа всплеснул руками, потом драматически заломил их.
— С ума сошла! У меня ни секунды! Лаборатория переезжает, а ты из меня хочешь сделать дедушку!
Легкомысленный тон мало чем помог отцу. И он попробовал зайти с другой стороны.
— Я все же доцент!
— А я могла стать доктором биологических наук! — сухо констатировала Милуш.
— Если не ошибаюсь, у меня тоже имеется какое-никакое ученое звание, — угрожающе проговорила мама.
Точно. Она доктор философии. Я не забыла.
— Вы — женщины!! — ревел папа.
— Значит, мы годимся только для кухни, для постели и для ухода за детьми?
Милуш не плакала, она даже пыталась шутить, а это не предвещало ничего хорошего. Нет, папе не совладать.
— Перестаньте жаловаться на отсутствие подлинного равноправия, все дело в спартакиаде, и я ни о чем не хочу слышать!
Папа еще защищался, но слабо. Я пыталась ему помочь, но, наверное, переоценила положительное влияние своего отсутствия на нашу Милуш. Извини, папа, я и сама не рада, что так получилось.
— Все эти мероприятия ничего не стоят. Страговский суперстадион нужно использовать лучше и постоянно, а не раз в пять лет.
— А ты молчи, когда старшие говорят, — набросилась на меня Милуш.
Никогда не перестану жалеть, что я тосковала по ней там, в горах. Уж она-то ни капельки не скучала, она меня все так же не переносит, я тоже — по крайней мере, сейчас.
— Во время спартакиады я буду с утра до вечера на государственных экзаменах. Курсовые и приемные экзамены тоже в июне. — Папа обрел второе дыхание.
Все равно у него нет никаких шансов.
— А у меня выпускной класс, и, насколько мне известно, во время спартакиады все экзамены сдвигаются, — предположила мама.
— У меня еще лабораторные исследования в институте! — победоносно закричал папа.
— Но ведь они когда-то кончатся! — нанесла смертельный удар Милуш.
Папино поражение было полным.
