Мария рассказала, как она в отсутствие Евы заходила к пани Моравковой. Пани Моравкова плакала, сокрушалась, какое бремя она взвалила на Еву, и все боялась, что будет делать Ева без нее.
— Ты не замечала, — сказала мне Мария, — идет мать с ребенком по улице, он споткнется или упадет, и от страха, что могло с ним случиться, мать накричит на ребенка, а то и поддаст ему. Вот и пани Моравкова такова…
— Какой ужас! Но ведь мне придется ехать в горы с первым классом, Ева останется одна, — испугалась я.
Мария вздохнула:
— Что поделаешь, она и до тебя была одна.
И пришлось мне ехать. Я была и рада и не рада. Кроме того, я боялась, как я с ними справлюсь. И еще как меня примут в качестве инструктора. Получила я, понятно, пятую команду, самую слабую. Преподаватель физкультуры, занимавшийся с мальчиками, только один раз пришел посмотреть, как я веду урок.
— Да, конечно, ты не кончила педагогического класса, но, если бы ты захотела в него пойти, я бы тебя рекомендовал. Из тебя получится преподаватель. Я собираюсь выступить на педсовете. Все очень заинтересованы в том, чтобы учащиеся поехали в зимние спортивные лагеря, а с инструкторами очень плохо.
Мне бы ему сказать, кто знает, где я буду в следующем году, но я промолчала. А сама стала думать об этом педагогическом классе. Неизвестно же, куда все повернется… Надо будет узнать у преподавателя, что для этого требуется. Ну ладно, займусь этим после спартакиады.
Но я была рада, что нам выдали обычные лыжи: слишком опасно, когда такие маленькие становятся на горные лыжи, хотя я очень внимательно выбирала маршрут. И все-таки у меня валилась гора с плеч, когда после прогулки все снимали лыжи и все были целы. Нельзя сказать, что они никогда до этого не становились на лыжи. Но все они были такие осторожные маменькины дочки: живут совсем рядом с горами, а готовы заниматься всем, чем угодно, только не спортом. Если бы они знали, что чрезмерная осторожность тоже до добра не доводит!
В местном баре был отличный буфет, желающие могли получить все, что им хотелось, хотя большинство довольствовалось кока-колой, тоником и болтовней. Многие сидели просто так, разговаривали и пели. Имелись и две гитары. Когда у Мартина устали руки, стал играть Бошка. Мне было очень приятно, когда, увидев меня, ребята стали обсуждать перспективы выставки «Хобби на прищепках» на будущий год, так как я слишком высоко подняла планку.
Мы должны были уезжать в воскресенье вечером, на пятницу назначили соревнования по слалому, на субботу — гонку на пятнадцать километров. Господи, нашей баскетбольной команде приходилось выдерживать и не такие нагрузки!
Но мои подопечные выдохлись уже после семи километров. Я их утешала, говоря, что скоро пойдет спуск.
— Не пугайся, Олдржих, береги силы, иди неспешным шагом, как на прогулке.
Но, по правде говоря, подъем был достаточно крут, и ложь во спасение не помогала. Ребята падали, как перезрелые груши с деревьев, и я начала бояться, что произойдет что-нибудь серьезное и кого-нибудь придется везти в больницу. Но все, к счастью, обошлось, только у одного копчик побаливал.
А потом со мной поравнялся один из ребят, Беда, влюбленный в нашу первую красавицу Петру.
Он подъехал ко мне и говорит:
— Ты бы не взяла у меня рюкзак? Он пустой — мы уже все съели и выпили, а я бы помог Петре.
Конечно, рюкзаком больше, рюкзаком меньше — мне все равно, эти походы для меня — детская игра, хотя я не представляла, чем он сможет помочь Петре. Мы перешли на спуск, лыжи шли сами, он перегнал меня. Они с Петрой сняли лыжи, он закинул обе пары за спину, и они пошли пешком, взявшись за руки.
Мы чуть не упали со смеху. Так, смеясь, мы и ввалились в зал, полный народу, и я тут же пожалела, что у нас был недостаточно респектабельный вид.
Потому что в зале была моя старая команда в полном составе.
Прежде всего я увидела яркий свитер Мадлы. На этот раз не привезенный отцом, а изготовленный собственноручно, хотя и из импортных материалов. Свитер был такой яркий, что притягивал взгляды. И мне стало жаль, что тот, финский, со сказочным, единственным в своем роде узором, мне не подошел. Прямо стыд, какая я стала мелочная…
Но меня уже окружили.
— Что у тебя, Лени, за детский сад? — спросила Мирка.
— Ну, раз ты на лыжах, значит, не так все плохо, — добавила Мадла. — А мы уж на венок собирали… — Странно, Мадла была без наушников (а может быть, у нее теперь другое, столь же дорогое увлечение?)
— Что тут за собрание? — услышала я голос Дуды. Он стоял в дверях рядом с Иветой и тут же заметил меня.
— Какая встреча!
Мой бывший тренер подошел ко мне, наклонился и прошептал:
— Я бы хотел с тобой поговорить. Ты не уезжаешь?
— Завтра мы еще будем здесь. Вечером, наверное, пойдем в бар. А когда у вас ужин?
— Я обязательно приду, — сказал он. — Дамы, мы уходим, а с Лени вы увидитесь позже.
Девушки направились к выходу со своими разноцветными сумками и рюкзаками. Они все были на голову выше моих учениц, мало того, они еще задирали голову. Ивета осталась.
Я заговорила первая:
— Что ты тут делаешь? В газетах писали, что ты в лиге.
— Ты, значит, читала? И поверила? Им нужна была хорошенькая девчонка для фотографии и все. А тот, кто писал, еще и пытался за мной ухаживать.
— Разве можно так обманывать?
— Он не очень-то обманывал. Я даже несколько раз ходила туда на тренировки. Но, понимаешь, я никого там не знала, только по фотографиям из газет. Для тебя ведь не секрет, что я никогда не болела баскетболом так, как ты. Мне за глаза хватит и сборной нашего общества «Минерва», если туда не насуют девчонок старшего школьного возраста. А даже если их туда сунут, выдержу, благо там останется кто-то из своих. И вообще, скажу я тебе, первая лига — это чепуха с красивой вывеской. Двухразовые тренировки. Пришлось бы перейти в другую школу, а этого мне совершенно не хотелось бы — в спортивных школах нагрузка адская.
Значит, она спасовала! Конечно, она и в сборной общества кого-нибудь найдет. Спортсмена или администратора. Там все спортивные администраторы — бывшие баскетболисты. Или же очарует корреспондента — среди них тоже много бывших спортсменов. У нее большой выбор.
А я должна довольствоваться Томашем, хотя он, конечно, мне нравится, или Михалом, которому, чтобы поцеловаться со мной, нужно встать на стул. Мне это вдруг показалось настолько несправедливым и стало так жаль себя, что я с трудом сдержала слезы.
— Надо идти к детям, мы кончаем только в воскресенье, — сказала я поспешно.
— Подожди, мы столько времени не виделись… Но я уже убегала.
Возможно, я вырвусь вечером. Нельзя же с ней не поговорить. Мы ведь дружили. И она не виновата, что ей все так легко дается. Разве ее вина в том, что мне нужно больше, чем ей? Я была бы на месте в лиге, да что теперь думать об этом!..
