Когда я рассказала Богунке о разговоре с Гаврдой, она только рукой махнула.
— Мне бы твои заботы! Я разрываюсь, не знаю, за что взяться, а ты рассуждаешь о том, что случится в будущем…
— Что делать, я привыкла все планировать. Я начала строить планы, еще когда добилась первых успехов в баскетболе.
— И видишь, что из этого вышло. Не прибавляй себе проблем, их и так хватает.
— Я тоже считаю, что хорошо, когда человек знает, чего он хочет, даже если ситуация меняется, — поддержала меня Ева.
Как удачно, что мы понимаем друг друга с полуслова, что мы в чем-то схожи, и хорошо бы так было подольше! А может быть, наша дружба надолго, навсегда, только нужно делать друг для друга все, что в наших силах. Теперь женщина должна все решать сама и быть активной, и не только с парнями, но и вообще. Я для себя это осознала и постараюсь никогда от этого правила не отступать. И пусть меня Богунка замучила со своей спартакиадой, в этом все-таки что-то есть.
— Я собираюсь писать диссертацию на тему «Роль астмы в процессе превращения Жирафки в человека», — смеялась она, когда областная начальница похвалила моих девочек за прекрасно исполненную композицию, за общее художественное впечатление, которое произвело их выступление, несмотря на то что было холодно и небо затянуто тучами. Я была на седьмом небе, но не из-за этой похвалы, а из-за того, что мне удалось убедить ожидающих девочек не покидать стадион. Во время выступлений я ужасно боялась, что у меня снова будет приступ, нет, он не повторился, но я все равно ношу с собой все лекарства; стадион посыпан какой-то искусственной крошкой, которая не вызывает доверия, а погода как глубокой осенью, но отказаться невозможно — этого бы никто не понял.
— Мы тут окоченеем, — опасалась я.
— И промокнем, — ворчали остальные.
Они говорили и другое. А кто первый предложил разбежаться, я уже и не помню.
— Репетиция сейчас начнется, — пыталась я их задержать.
— Она должна была начаться час назад, и это всего лишь репетиция, — отрезала Ганина.
— В прошлую спартакиаду на Страгове женщины и девушки выступали под проливным дождем, — пыталась помочь мне Ева.
Поскольку я никогда не смотрела спартакиады, я таких примеров не знала.
— В Праге-то ладно, а тут, подумаешь, только районная!
Такие разговоры продолжались довольно долго, потом я услышала, что перед нами должна выступать группа родителей с детьми; родители выступили одни, без детей, и задержка произошла потому, что ждали, пока высохнет поле. Хуже, если бы мы выступали перед ними! Я просто не знала, как выйти из положения; девушки продолжали возмущаться и отказывались репетировать.
И все-таки они остались. И это моя заслуга. Вовсе не потому, что я была так уж красноречива, но мне удалось каким-то образом расколоть их, и они не объединились против меня. Критический миг миновал, и на поле вышли солдаты. Тут уж я выиграла. Началось кокетство, разговоры, обмен адресами, и когда после нашего выступления солдаты хлопали девочкам, махали руками, орали, все неприятности забылись.
— Ничего подобного, я ничуть не изменилась. И спартакиадой я занимаюсь не из-за астмы, — защищалась я. — Меня всегда учили все делать всерьез.
Тут Ева подпустила шпильку.
— Стоит спросить любую из наших девочек, и каждая скажет, что ты помешалась на этой спартакиаде.
Пожалуйста, пусть так думают, спорить мне, что ли… Они собрались в Прагу гулять — посмотрим, как запоют, когда ими займутся настоящие преподаватели и девочки поедут на стадион в час «пик» в переполненном автобусе… Что скажут, когда поломаются все планы: всюду побывать, все купить, потому что везде будет полно народу и ни к чему не подойдешь. Кроме того, на репетиции будут покрикивать и гонять, как новобранцев (возможно, маминым голосом), а на головы низвергнется поток солнечных лучей или дождь.
Мама всегда говорит:
— Если во время главного выступления польет ливень, даже хорошо. Только бы не во время репетиции!
Как она пришла к этой мысли — не знаю, думаю, что на собственном опыте. Конечно, к трудностям мне не привыкать, но тут их предстоит слишком много; и у баскетболисток жизнь не сахар, но выносить все ради спартакиады? Не знаю.
Получилось так, как я и предполагала. Плюс адское путешествие в специальном поезде и опоздание. Плюс спартанское существование в помещении какой-то начальной школы. Плюс далеко до столовой. Плюс одна особо противная тренерша из краевого штаба.
— Где Богунка? — набросилась она на меня.
— Возится с подростками и женщинами. Школьную композицию готовила я.
— Ты? — Она уставилась на меня, выпучив глаза, а мне хотелось показать ей язык. Хорошо, что я этого не сделала, потому что на «гражданке» она оказалась инспектором средних школ.
Она не только была грубиянкой наподобие нашего классного руководителя, но и обращалась на «ты» ко всем без исключения.
Когда я рассказала все дома, Любош отреагировал так:
— Не повезло тебе, жаль — ты сама не участвуешь в спартакиаде.
Он держал на коленях своего третьего потомка. «Наконец-то у меня есть дети!» — до омерзения часто повторял он каждому, кому показывал своего новенького сыночка. Он подбрасывал его, а Милуш наблюдала за обоими с гордостью, и глаза ее предательски блестели. Но я-то помню, как она рыдала на лестнице!
— У нас есть один такой боров — командир отделения. Так вот, в одной композиции я у него стою на плечах. Ну, я ему покажу, я ведь тоже не пушинка!
— Любо! — ужаснулась Милуш, противная, как всегда. — Что за выражения, ты не в казарме!
— Подумаешь! — отреагировала я. — Я что, в первый раз в жизни слышу слово «боров»? Я тоже кое-что знаю. И вообще, служба в армии пошла ему на пользу, — ты посмотри, как он загорел.
— Да, — согласился Любош, — из-за спартакиады. Загар — прямо как у Катки, — хохотал муж моей сестры. — Но должен признаться, загорать в феврале — удовольствие ниже среднего.
— Однако все говорят, что солдат, участвовавших в тренировках, часто отпускали домой, а ты ни разу дома не был — пожаловалась Милуш.
Я не утерпела:
— Ты еще заплачь! Он дома, а ты сейчас начнешь реветь, что долго его не видела.
— Ленда, успокойся, — остановила меня Ева.
Когда мы возвращались в общежитие, Ева стала меня уговаривать:
— Она ведь только что родила, ты должна быть с ней терпеливой, ребенку всего шесть недель, и состояние матери физиологически естественно.
— С ума от тебя сойти можно! Ты что, всю медицину выучила наперед?
— Мне очень интересно. Надо договориться, чтобы на лето нас послали поработать в больнице — там всегда не хватает санитарок.
— Мне-то зачем? Я ведь не собираюсь в медицинский институт!
