– У меня есть для тебя подарок, дружище, но ты должен оказать мне одну услугу.
– Какую, Гленн?
– Я хочу забрать твою шапку.
Бобби отшатнулся. Он каждый день надевал свою старую и грязную шапку и не собирался ее отдавать.
– Бобби, я достал тебе совершенно новую шапку, видишь, на ней еще этикетка.
Гленн показал ему ярко-рыжую охотничью шапку с надписью на этикетке «Головные уборы Грэхема». Бобби схватил ее и сразу поднес к носу – у него была привычка все нюхать. Затем отвернулся, медленно снял с себя старую шапку и протянул ее за своей спиной Гленну. Когда он снова повернулся, на голове у него красовалась рыжая шапка, а на лице сияла улыбка.
– Мы два года пытались уговорить его сменить эту старую шапку! – изумленно сказала женщина, которая наняла Гленна на работу. – Он никому ее не отдавал!
Устроившись на новую работу, Гленн стал реже бывать на встречах разведенных мужей. По вечерам он стал выступать с оркестром в дансинге «Игле» и в других музыкальных клубах города. Когда открылся концертный зал рок-н-ролла «Стом и Норман», Гленн не только играл с оркестром, но и принес бочонок пива и помогал его осушить. Официального открытия не было, как и рекламы и вывески на здании, на дорогах не было стрелок, указывающих путь к маленькому городку, но каким-то образом на вечер приехали более ста пятидесяти человек. В зале не было кондиционера, не хватало туалетных комнат, а стулья были одолжены у похоронного бюро – о чем свидетельствовали надписи на спинках, – но вся атмосфера была пронизана прошлым.
Можно было бы сказать, что наконец-то, после долгих лет тяжелой работы и разочарований, жизнь Гленна наладилась. У него были Расти, мать, дочь Дженни, уже старшеклассница, друзья и музыка. Он делал важное дело для людей, которых любил. Раз в месяц, когда дансинг «Стом и Норман» был открыт, он работал в нем: прочищал туалеты, стоял за стойкой бара, «кормил цыплят» – образное выражение, означающее разбрызгивание по полу не прилипающей к ногам мастики. Через некоторое время он заметил, что многие женщины сумели уговорить мужей посетить дансинг, но не всем удавалось упросить их потанцевать с ними. Поэтому он взял на себя дополнительное занятие: стал партнером на один танец для расстроенных жен из Айовы или Небраски – высокий привлекательный джентльмен кружил их в танце, давая возможность почувствовать себя счастливыми. Хотя, сказать по правде, он едва замечал их лица. Для него танец был еще одним способом получить удовольствие от музыки, помочь незнакомому человеку и провести время. Гленн Альбертсон любил танцевать – он уже забыл, как это приятно, – но для него танцевальный зал, несмотря на яркие огни, оставался однотонно серым.
Но однажды вечером, спустя шестнадцать лет после последнего развода и десять лет с тех пор, как Расти сумел добраться до его сердца сквозь корку зарубцевавшихся ран, Гленн Альбертсон увидел женское лицо. Он стоял за стойкой и смешивал напитки, когда поднял взгляд и увидел ее в зале. Она сидела за столиком у края танцевальной площадки и разговаривала с двумя подругами, и казалось, свет прожектора падал на нее одну. Это длилось всего мгновение, но Гленн в жизни не испытывал ничего подобного. В окружающем его сером однообразии будто что-то сверкнуло. А потом их взгляды встретились.
– Джо, займи мое место, – сказал он своему коллеге. – А я приглашу на танец вон ту женщину.
Он подошел и спросил, не согласится ли она потанцевать с ним. Она посмотрела на него и через секунду заминки ответила:
– Да, конечно.
Они вышли на площадку. Она оказалась меньше ростом, чем он ожидал: ее голова находилась на уровне груди, и все-таки, когда они начали танцевать, казалось, что они очень подходят друг другу. Она молчала, думая о чем-то своем, но, когда подняла на него взгляд, ее глаза словно вобрали его в себя, немного помедлили, а затем неохотно стали смотреть в сторону. Он вел ее в танце, не чувствуя ее веса, только ее теплую руку и все время думал о ее взгляде.
– Меня зовут Гленн.
– А меня Вики, – ответила она.
Они быстро двигались в танце, и он едва замечал окружающее их серое море лиц.
– Вы живете где-то поблизости?
– В Спенсере.
Танец закончился, и он слегка обнял ее за талию. Если бы она захотела уйти, он отпустил бы ее, но она осталась стоять с ним, даже слегка оперлась на его руку, позволив поддержать себя. Где-то, за пределами круга, в котором были одни они, раздалась барабанная дробь, означающая начало другого танца, и Гленн легко повел ее по площадке, слегка прижимая к себе, и хотел только одного: чтобы эта песня не кончалась.
– У меня был очень приятный вечер, – сказал он Расти, когда добрался до дома. – По-настоящему приятный вечер.
Огромный кот приоткрыл сонные глаза и мяукнул, попросив еды.
2
Я всегда любила танцевать. В детстве, когда наша семья жила на маленькой ферме близ городка Монета, Айова, мама и папа учили нас, детей, танцевать под музыку, которую передавали по старенькому радиоприемнику. В девятнадцать лет я уже работала на картонной фабрике в Манкато, Миннесота, и танцевала все вечера напролет. На танцах я познакомилась со своим первым мужем, и они же помогли мне перенести самые мрачные дни после развода. Я одна растила дочь и только в тридцать лет стала посещать колледж, совмещая учебу с работой, так что не могла себе позволить тратить время попусту, да у меня его и не было. Но я никогда не считала танцы пустым времяпрепровождением – я просто жить без них не могла. Когда я слышала музыку и выходила на танцевальную площадку, я чувствовала себя так, как будто и не было тех шести операций после неудачного удаления матки и тех десяти лет, которые я прожила с мужем-алкоголиком. Даже глубокой ночью, уложив дочку спать, вымыв посуду и сделав последнее домашнее задание, я часто шла на кухню, ставила пластинку и танцевала одна, для себя.
Все годы служения в библиотеке Спенсера я выкраивала минутку, чтобы насладиться радостью движения под музыку, – рабочий день подходил к концу, библиотека закрывалась, и мы с Дьюи принимались прыгать и кружиться между стеллажами с книгами. На публичных мероприятиях я танцевала с моими друзьями-мужчинами и с ухажерами. Я даже одна ходила на танцы, но только не в Спенсере – мне не хотелось, чтобы меня, директора публичной библиотеки, видели танцующей с неизвестным партнером, не хотелось подавать повод для сплетен.
Поэтому я ездила в разные места: в знаменитый дансинг «Руф Гарден», что находится в двадцати милях от Спенсера; в любимые места моей подруги Труди в Уортингтоне, Миннесота; в более респектабельные клубы в Су-Сити. Мужчины ухаживали за мной, но все как-то неудачно. Один ухажер в первый же вечер счел нужным предъявить мне в качестве намека на свою свободу свидетельство о разводе. На следующий день мне позвонила его жена и угрожала, что убьет меня! Оказалось, что ее муж – полный тезка своего дяди и предъявил мне его свидетельство.
Один ковбой из Су-Сити повел меня в загоны для коров, обреченных на забой, желая показать, как они прекрасны при лунном свете. Затем повез меня к себе домой и продемонстрировал, как делать пули. Мужчина из Миннеаполиса пригласил меня провести выходные дни на его парусной шлюпке. Вдруг подул сильный ветер, и меня укачало до тошноты. На следующее утро он поведал мне, что больше всего в мире ему нравится какое-то местечко в Италии, и спросил, где я предпочитаю отдыхать. Я в жизни не выезжала за пределы Айовы и Миннеаполиса и поняла, что из нашего знакомства ничего не выйдет.
