Полистав журналы, он составил список вещей, которые должен хотеть. И еще список вещей, которые хотеть не должен: он остерегался впасть в грех нуворишества, свойственный презренной категории толстосумов, выпячивающих на всеобщее обозрение лишь наименее важную сторону богатства — деньги.
Превратившись сам для себя в Деда Мороза, Антуан отправился за покупками на санях, с посохом и большим мешком. Для украшения своего лофта и репутации он решил закупить что-нибудь из современной живописи. В стильной парижской галерее выбор его пал на работы некоего художника, похоже, гениального, если судить по количеству нулей на ценниках. Владелец галереи представил его как нового Ван Гога. «К тому же и отитом страдает», — сообщил торговец для вящей убедительности. Антуан изобразил на лице восхищение, бросил в ответ «О!», словно милостыню в шляпу нищего умом галерейщика, и открыл чемоданчик. Затем занялся поисками машины. Водить он не умел, учиться не собирался, но это обстоятельство никак не отражалось на его решимости соблюсти ритуал. Машины покупают практически все, но для большинства выбор ограничен кошельком. У Антуана таких ограничений не было, поэтому он оказался в растерянности перед целым морем марок, моделей и типов двигателя. Он сделал наблюдение, что каждому виду и даже подвиду богачей соответствует своя марка: молодые миллионеры из конторы Рафи покупали спортивные автомобили, а тридцатилетние — «BMW» или «мерседесы». Антуан, дабы показать, что он: а) молодой, б) успешный, в) трейдер-миллионер, купил красный «порше». Машину подогнали к его подъезду, и она осталась там стоять как символ его триумфа.
В магазинах, где выставлен заслон презрения по отношению к недостаточно платежеспособным покупателям, Антуана принимали как принца, едва завидев его пластиковую корону — золотую кредитку. Он накупил дорогих костюмов, от которых будут помирать со смеху грядущие поколения, но которые сейчас демонстрировали его крутизну простым смертным, лишенным возможности так естественно и откровенно выставлять напоказ свой дурной вкус.
Линька, как объясняет толковый словарь «Малый Робер», — это «частичная или полная смена наружного покрова (панциря, рогов, кожи, перьев, шерсти и т. п.) у некоторых животных и птиц в определенные периоды». Антуан линял. Он сменил свою старую одежду на шикарную, душился немыслимо дорогими мужскими духами, умащивал свою кожу, натирал ее маслами и молочком, ходил в институт красоты на чистку, массаж и сеансы искусственного загара и следил за прической, посещая еженедельно модную парикмахерскую. Разновидностью линьки можно считать и перемену тембра голоса у мужчин в переходном возрасте. Антуану казалось, что он вдруг, за несколько недель, стал взрослым. Прежде голос его не оказывал такого действия ни в магазине, ни в учреждениях, ни даже в обычном разговоре: иногда его попросту не слышали, хотя он говорил громко и отчетливо. А теперь, хотя сам он не заметил ни малейшей перемены в своем голосе, Антуана мгновенно слышали, внимательно выслушивали и выполняли желаемое.
Короче, в связи со всей этой линькой вполне можно сказать, что Антуан превратился в нечто вроде змеи. У него осталось мало общего с человеком, каким он когда-то был, словно он стал существом другой породы.
Его расходы резко выросли. Помимо крупных приобретений типа картин, машины, одежды, он покупал во имя престижа суперсовременные кухонные приспособления, аппаратуру hi-fi, видео, компьютеры завтрашнего и даже послезавтрашнего дня. На самом деле он вовсе не пользовался всеми этими навороченными устройствами, стоившими безумных денег. Равно как и не ел деликатесы, которые тоннами загружал в свой гигантский американский холодильник. Сознание Антуана находилось пока еще на стадии приобретения, а не потребления. Вкусы у него были по-прежнему простые. Его лофт походил на музей достижений науки и техники, на кладбище новейшей аппаратуры.
Чтобы банк продолжал поддерживать его покупательскую активность, Антуан снова опрокинул чашку обескофеиненного кофе на клавиатуру. И опять это был джекпот: золотой телец — домашнее животное, он, как добрый верный пес, запомнил дорогу на банковский счет Антуана.
Это было в конце рабочего дня. Когда остальные уже собрались уходить, Рафи вызвал Антуана к себе. В кабинете он обнаружил двух молодых женщин в весьма сексуальных вечерних платьях.
—Антуан! — воскликнул Рафи. — Ты просто супер! Вот, держи свою премию.
— Спасибо, — сказал тот, запихивая миллионы во внутренний карман пиджака. — Ну, пока!
— Как это — пока? Мы сегодня гуляем. Надо отметить твой гениальный ход. Знакомься, это Санди.
— Очень приятно, — сказала с улыбкой одна из девушек и протянула тонкую руку.
— А это Северина, — продолжал Рафи. — Она сегодня будет твоей дамой, тебе вообще сегодня везет.
Антуан посмотрел на Северину, на ее роскошную фигуру, зазывное выражение хорошенького личика, плотоядный взгляд, который она устремила на него, и сказал себе, что есть проблема. Он чувствовал где-то в подпочве сознания опасный зуд, там как будто резались зубы его настоящей личности, и следовало срочно проглотить пару таблеток бод-розака, но он забыл их дома. Он сказал Рафи, что хочет поговорить с ним две минуты с глазу на глаз.Тот попросил девушек подождать в машине. Они вышли, вызывающе вертя попками.
— Никогда не думал, что ты так поступишь со мной, — сказал Антуан с укором.
— Как поступлю? О чем ты?
— Ты угощаешь меня проституткой… Мне казалось, ты лучше знаешь меня, Рафаэль. Я даже как-то разочарован.
— В смысле, шлюхой? — Рафи расхохотался. — Ты считаешь, что Северина — профессионалка?
— По-моему, это очевидно.
— Ты недооцениваешь свой мужской шарм, Антуан. Нет, Северина не шлюха.
— Тогда почему она так жаждет провести со мной вечер? А главное, почему смотрит на меня с таким голодным видом? Как будто перед ней Брэд Питт.
— Я рассказывал ей о тебе, говорил, что ты настоящий финансовый гений и все такое. И вообще, можешь мне поверить, тебе есть чем покорить женское сердце.
— Ладно, допустим. Но что это еще за Санди? У тебя же потрясная жена…
— Нет, только не это, ты же не будешь читать мне мораль!
— Не буду… Хотя нет, буду, потому что ты…
— Ты собираешься настучать? Стучать нехорошо. Стукачи попадают в ад. Ты чересчур закрепощен, Антуан. Расслабься.
— Твоей жене будет больно, ты не имеешь права так себя вести!
— Моя жена ничего не узнает, поэтому ей не будет больно и, следовательно, ничего плохого тут нет.
— Но зачем? У тебя же есть любовь…
— В жизни существует не только любовь. Есть еще постель. Черт, Антуан, на дворе 2ооо год, сексуальная революция произошла полвека назад, проснись! Мы вправе распоряжаться своим телом, девушки тоже.
Рафи вещал с апломбом новоявленных аристократов, путающих привилегии с правами и самооправдание с правдой. Антуан плюхнулся в кресло перед столом. Постучал ластиком по органайзеру, уставившись в пустоту. Так он просидел с минуту. Рафи тем временем укладывал бумаги в портфель. Антуан в упор посмотрел на него.
