– Жду тебя здесь, – все равно без костылей я не смогу сделать и шага.
С любопытством осматриваюсь вокруг. Помимо камина здесь есть старая печка, наверное, она еще функционирует. А передо мной, снаружи, – крытая терраса с каменными скамеечками, окрашенными в голубой цвет.
Спустя некоторое время Леонардо появляется с чемоданами. Вместе с ним входит пожилая женщина, миниатюрная и немного сгорбленная, с собранными в пучок седыми волосами.
– Это Нина, – представляет он, опережая ее на несколько шагов. – Это она все приготовила к нашему приезду.
Женщина подходит ко мне. У нее выдающееся лицо, маленькие глаза ярко-голубого цвета, тонкие губы, лоб, пересеченный морщинами. Два кольца из золота свисают с мочек ушей, сильно удлинняя их.
– Очень приятно, – она сжимает мою руку в своих, твердых и морщинистых.
– Мне тоже, я Элена, – пытаюсь приподняться со стула, но мне не удается рассчитать толчок, и я лишь покачиваюсь.
– Сиди спокойно, не утруждай себя, – говорит она очень нежным голосом.
– Нина была моей кормилицей, – объясняет Леонардо. – Это она меня вырастила, когда я был ребенком.
– Сколько мне с ним пришлось пережить, с этим picciriddu
[40]
, – женщина смотрит на него глазами, полными материнской любви. – Он был как ветер, не сидел на месте ни минуты.
Улыбаюсь, в некотором смысле он и сейчас такой.
– Вы всегда оставались здесь, на Стромболи? – спрашиваю.
– Да, – спокойно отвечает она, словно жить на этом затерянном острове – это самая естественная вещь в мире.
– А вы не боитесь вулкана? – задаю вопрос.
– Iddu как Бог, он делает, что хочет… но местные его не боятся.
– Ну значит, и мне нужно научиться этому у островитян.
– Главное об этом не думать, – успокаивает она меня, обобщая одной фразой всю мудрость и фатализм местных жителей. Потом обращается к Леонардо: – Пойду займусь делами. Если тебе что-то понадобится, знай, что я рядом.
– Спасибо, Нина, – прощается он, нежно целуя ее в щеку.
* * *
Пообедав и отдохнув пару часов, выходим на огромную террасу, чтобы полюбоваться небом перед закатом. Ряд белых столбиков поддерживает беседку, увитую прекрасными розовыми цветами бугенвиллеи. Мы садимся на одну из скамеек и отсюда смотрим на море, а ветер ласкает нашу кожу.
– Нина живет одна в нескольких домах отсюда, – объясняет Леонардо, указывая рукой в направлении поселка.
– Она такая приятная, – говорю. – Это правда, что она тебя вырастила?
– Да, – улыбается, явно взбудораженный воспоминаниями. – Мой отец был канатчиком и продавал свои сети рыбакам, а мама работала швеей. Они оставляли меня на весь день с Ниной, она водила меня за собой по острову, собирая каперсы, или я часами наблюдал, как она готовит. Мужчины в ее семье были рыбаками, как большинство жителей острова, и в их доме всегда была свежая рыба.
– Наверное, так и родилась твоя страсть к кулинарии?
– Думаю, да. Смотреть на Нину – это был целый спектакль. Я считал ее кем-то вроде волшебницы и всем сердцем хотел быть ее маленьким учеником, чтобы разузнать все ее секреты. – Он указывает на дерево граната под нами: – Видишь это дерево? Когда оно давало плоды, моя мама собирала и приносила ей. И Нина делала из них потрясающий ликер, самый вкусный из всех, что я когда-либо пробовал. Мои родители не хотели, чтобы я его пил, потому что был еще ребенком, но она все равно тайком давала мне его время от времени.
Я заворожена его воспоминаниями. Леонардо никогда не рассказывал о себе с такой естественностью, и мне хотелось бы, чтобы он не останавливался. Похоже, он внезапно раскрепостился.
– А где твои родители? – спрашиваю, расхрабрившись.
– Они оба умерли после болезни, – говорит он, помрачнев на минуту. – Семь лет назад, один за другим.
Между нами повисает тишина, затем Леонардо указывает на скалу янтарного цвета, вдалеке около побережья, которая стоит в своем могущественном одиночестве.
– Видишь вон ту скалу? Ее называют Стромболиккио
[41]
.
Я улыбаюсь нелепости этого названия.
– Она тоже была вулканом, – объясняет Леонардо. – Согласно легенде, это вершина Стромболи, что была отброшена в море тысячи лет назад во время извержения.
– А нельзя ее обратно пристроить?
Леонардо улыбается, покачивая головой.
– А что там на вершине, маяк? – спрашиваю, прищурив глаза.
– Да. До 50-х годов им управлял смотритель. Теперь маяк работает на солнечной энергии.
– И можно подняться на него и посмотреть оттуда на окрестности?
– Тебе бы очень этого хотелось, правда? – поддразнивает он.
– Еще как! – киваю.
– Там есть небольшая каменная лестница, с более чем двумястами ступеньками, она ведет от моря наверх, – объясняет Леонардо, затем придвигает лицо ближе к моему, и я чувствую, как внутри все сжимается, – если ты чувствуешь, что сможешь…
– А я-то надеялась, что ты отнесешь меня на руках, – я провоцирующе улыбаюсь.
Его глаза на мгновение смотрят прямо в мои:
– Даже и не мечтай.
Затем, без предупреждения, он обнимает меня своими мощными руками, и я оказываюсь прижатой к его груди. Его руки – в моих волосах, я чувствую на себе его горячее дыхание. Мы еще не были настолько близки после встречи. Я сразу же понимаю, что ничего не изменилось, что мне здесь так хорошо, как нигде. Расслабляюсь и наслаждаюсь его ароматом. Люблю его запах.
Леонардо поглаживает меня по затылку, слегка касаясь пальцами.
– Я хотел поцеловать тебя с тех пор, как снова увидел в госпитале, – шепчет мне на ухо, – и сейчас я сделаю это, предупреждаю тебя. – Он берет мое лицо в ладони. – Если ты против, скажи, – он приближается к моим губам, – но не думаю, что это меня остановит.
Его губы неслышно касаются моих, как бы случайно. Я не смогла бы противиться даже при желании, я парализована страстью. Леонардо ладонями поддерживает мой подбородок, как фрукт, который собирается попробовать, затем начинает легонько покусывать мои губы и приоткрывает свои, позволяя мне почувствовать язык. И под конец, захватывает мой рот, заполняя его своим горячим и влажным вкусом. Я принимаю его и следую его примеру: языком, губами и зубами.
Я всей душой ждала этого поцелуя, просто не хотела признавать этого. Он слегка отстраняет меня, ища мой взгляд, затем проводит большим пальцем по моим губам.
– Элена, я до смерти скучал.
