Душа Гадала пела – он жил настоящей жизнью, именно сейчас он понял, что магоматика – это то, ради чего он рожден. Так напряженно и полнокровно, как в этот день, он не жил еще никогда. И так хотел бы жить дальше! Глаза юноши сияли, он часто смеялся какому-нибудь удачному выводу вместе с магом. Но, в конце концов, тот щелкнул перед Гадалом каблуками, засмеялся и протянул:
– Да-а-а… Согласен. Все верно. Восхищен!
– Что тут такого… – снова смутился юноша.
– Что? – усмехнулся маг. – Сейчас разъясню. Дело в том, что ежегодно несколько молодых магов гибло от неправильного использования векторов Огня. С моим методом смертей стало меньше, но они все равно случались. А если применять вашу формулу, то они вообще исключены! Теперь понимаете?
– Но ведь основой всего был ваш метод! – испуганно возразил Гадал, сообразив, что снова засветился.
– Хорошо, пусть так, – согласился маг. – Но все дальнейшее – ваше! Значит, мы с вами – соавторы. Метод нужно как можно быстрее вводить в обращение, и я заявлю о нем сейчас же. Я также буду рад поделиться с вами всеми своими знаниями, вы сумеете ими воспользоваться правильно.
– Вот за это спасибо! – улыбнулся ему Гадал. – А внедрение? Внедряйте, если считаете нужным. Мне это безразлично.
– Зря, очень даже зря, молодой человек! Это, между прочим, деньги, и деньги немалые. Совет не поскупится.
– Но мне действительно все равно! Вот если бы они в награду дали мне доступ в главную библиотеку Башни…
– Вы думаете, у меня есть в нее доступ? – грустно усмехнулся маг. – Только члены Совета и их особо доверенные лица могут входить туда. Ведь там хранятся запретные книги, способные смутить незрелые умы.
– Жаль… – вздохнул Гадал. – Мне бы только пролистать эти книги.
– И вы унесете их в своей голове,– захихикал преподаватель. – Не спешите, как на пожар, молодой человек. Все у вас будет и все получится.
– Спасибо, – поклонился юноша и вернулся на свое место, только сейчас обратив внимание на изумленных однокурсников.
Маг, тем временем, обернулся к стене и произнес короткое, глухо звучащее заклинание. Стена потемнела, и оттуда глянули блеклые глаза Верховного Мага.
– Что случилось, магистр Тариус? – спросил он своим обычным скрипучим голосом. – Почему срочный вызов?
– Хочу сообщить вам, Верховный, – оживленно заговорил тот, – что больше ни одного мага не погибнет от неправильного использования векторизации Огня. Совершено открытие!
– Это очень приятная новость, – приподнялись брови Фолерга. – Кто автор? Вы?
– Нет. Формула выведена на основании моего метода, так что я являюсь полноправным соавтором, однако сам вывод сделан не мной.
– А кем же? – удивился Верховный Маг. – Вы лучший знаток магоматики из всех, кого я знаю.
– Появился кое-кто получше меня… – тихонько рассмеялся магистр Тариус. – Новая формула выведена поступившим вчера студиозусом, учеником Магистра Книги.
– Вот даже как? – прищурился Фолерг, в его взгляде читалась легкая досада. Он в упор посмотрел на Гадала, и в глазах старика прямо-таки читалось: "Похоже, я недооценил тебя, мальчишка…" Юноша вернул ему наполненный ненавистью взгляд, и старый маг довольно усмехнулся.
– Молодой человек, – сказал он после нескольких минут напряженного молчания, – не согласитесь ли вы перенести нашу встречу на завтра? Также на семь вечера?
– Как вам будет угодно, Верховный, – сухо ответил Гадал, и Фолерг отключился.
– Да мы увлеклись! – разнесся в аудитории веселый голос магистра Тариуса. – Время занятий давно вышло! Вы уж простите старика, господа студиозусы, слишком интересный случай попался. Все свободны! До встречи через неделю.
Затем он подошел к Гадалу, положил ему руку на плечо и сказал:
– А вас, молодой человек, я бы очень хотел видеть у себя в гостях. У меня есть множество интереснейших и очень редких книг по магоматике и мистике. По вечерам я всегда дома. Квартира у меня прямо в Академии, спросите у привратника, он вам подскажет как найти.
– Спасибо, – искренне улыбнулся юноша, которому очень понравился этот по-детски увлеченный своим делом человек. – Буду рад при первой же возможности.
Магистр Тариус тоже улыбнулся и покинул аудиторию. За ним потянулись удивленные увиденным студиозусы. Некоторые задерживались и, пытаясь наладить контакт со странным новичком, заговаривали с ним, но Гадал на все вопросы отвечал односложно и всем своим видом демонстрировал нежелание говорить. Третьекурсники поняли это и постепенно разошлись. Вскоре в аудитории, кроме него, осталась только хромая девушка-герцогиня. Она некоторое время задумчиво рассматривала Гадала, и он почему-то чувствовал себя под ее взглядом неуютно. Так прошло несколько минут, и юноша, нервно поежившись, начал собирать свои книги. Тогда девушка встала, подошла к нему и сказала:
– Зря вы так ведете себя, господин Гадал.
– А что не так? – искривил губы он.
– Да то, что сейчас не важно, кем мы были раньше, теперь мы все – маги. Оставшееся в прошлом здесь не имеет никакого значения и никого не интересует.
– Для вас, может, и не имеет значения, – скрежетнул зубами Гадал, припомнив "игры" молодых аристократов в Олтияре, перед глазами снова встала госпожа Сторгах, лично подвешивающая рабов для очередной "композиции". – А я вот никогда не смогу забыть…
– Вы думаете, – с горечью спросила девушка, – что только вы, раз побывали в рабстве, испытали боль и горе? Так вы ошибаетесь.
– Да что у вас могло быть?! Герцогиня!
Последнее слово юноша буквально выплюнул, выплюнул с таким презрением и ненавистью, что девушка отшатнулась и побледнела, лицо ее помертвело.
– Герцогиня… – глухо повторила она. – Да знали бы вы, каким кошмаром для меня это герцогство обернулось! Да я жива только потому, что у меня от боли дар прорезался! Почему, вы думаете, я хромаю? У меня же тазовые кости раздроблены были! Эх, вы…
Из ее глаз закапали слезы. Гадалу стало неловко, но тут же взбухший гнев смыл эту неловкость проточной водой.
– И что же случилось? – язвительно спросил он. – С лошадки, небось, упали, когда жертву для новой "композиции" загоняли?
Девушка отшатнулась, будто ее ударили. На лице появилось выражение несправедливо обиженного ребенка. Она немного помолчала, затем очень тихо сказала:
– Вы недобрый человек, господин Гадал…
После чего повернулась и, едва ковыляя, пошла к выходу. У самых дверей снова повернула к нему заплаканное лицо и сквозь слезы с трудом выдавила:
– А кости мне, чтобы вы знали, медленно, в течение недели дробили… Да еще и сознание терять не давали, чтобы все чувствовала. Эх вы, а я то думала, что человек, прошедший рабство, способен понять…
Сказав это, девушка утерла слезы и с трудом поковыляла прочь. Когда до Гадала дошел смысл ее слов, стыд ожег его, будто плетью. Это что же получается, он обидел несчастную, искалеченную какими-то подонками девушку? И за что? Она ведь ему ничего плохого не сделала… Быстро собрав свои книги, он побежал за ней, горя от стыда и желания извиниться. Девушка хромала куда сильнее обычного и тихо всхлипывала на ходу. Гадалу стало совсем не по себе от этого тихого безнадежного плача – видимо, разговор с ним заставил бедняжку вспомнить все, что с ней сотворили.
