— Вы готовы, брат? — спросил Грегориан.
— Да, почти… — пробормотал Этьен, застегивая на шее поданную полуэльфом мантию Инквизитора. — Вот, теперь все.
— Тогда я пошел, — Кёрнхель взвалил на плечи тело настоящего Себастиана, и выскользнул из шатра через ту же дырку, сквозь которую около четверти стана назад проникал вместе с графом. — Ты прикроешь меня невидимостью?
— Да, разумеется, — Хранитель на миг прикрыл глаза — а когда открыл их, Кёрнхель словно бы исчез. Только колыхнулась, как высокая трава на ветру, парусина шатра.
— Разрез, — Инквизитор указал на длинную дырку в стене.
— Сейчас… — короткий взмах рукой — и края парусины вновь прирастают друг к другу, как будто бы и не происходило ничего.
— Тогда желаю удачи, друг мой. Она вам понадобится. Все, я снимаю полог тишины.
Этьен кивнул. Грегориан сделал легкий пасс, деактивируя заклятие.
— Что же, брат Себастиан, я рад, что мы с вами нашли общий язык. А теперь позвольте пригласить вас к столу, — он почтительно поклонился.
Этьен-Себастиан последний раз позволил себе нервно вздрогнуть — и полностью отключил все свои собственные привычки и микрореакции, заместив все свое личностное психоматрицей настоящего Инквизитора, в данный момент безо всякого почтения влекомого по лесу.
На следующий день состоялась торжественная церемония официальной встречи посланца Святейших Отцов. Инквизитор спокойно выслушал все приветствия, ответил протокольными словами — а потом вдруг поинтересовался, отчего в прекрасном и благочестивом Третьем городе Христесара на улицах творится демоны знает что? В ответ на недоуменный взгляд Первого Инквизитора, Себастиан резко шагнул вперед, к одному из стоявших в подобии почетного караула Стражей. Никто не успел заметить, как экзекутор выхватил из-под одежды кинжал, и рассек одежду на спине молодого церковника — но через мгновение стоявшие рядом увидели кожу Стража, и бросились от него, как от прокаженного. Спину покрывала затейливая вязь татуировок, знакомая каждому — так метили своих людей члены Братства Крови. Эта зловещая секта, приносящая в жертву своему божеству людей, и делающая это едва ли не с большей жестокостью, чем самый изощренный экзекутор, уже два месяца служила пугалом для жителей Атана — причем не только простых людей и апостолитов, но даже служителей Церкви.
Казнь состоялась вечером. К тому моменту город уже стонал. Себастиан взялся за чистку жестко, и вместе с неудачливым Кровавым братом, как называли себя члены секты, на кольях, решетках и кострах оказались еще полтора десятка еретиков и отступников.
Во время аутодафе новоприбывший инквизитор вновь отличился. Спустя буквально пятнадцать минут после начала казни, он встал, и приказал добить казнимых. В ответ на изумленные и возмущенные взгляды «братьев» он сухо заявил:
— Вверенный вам город затопила тьма и беззаконие, ересь и грязь. Сейчас не время возиться с каждой тварью. И пока мы не уничтожим отступников всех до единого… — далее Себастиан многозначительно замолчал.
После аутодафе к нему подошел раздосадованный Неррек, и вкрадчиво намекнул, что Первому Инквизитору не очень-то по душе самоуправство новичка. На это экзекутор только усмехнулся и попросил передать Первому пожелание внимательно изучить бумаги посланца Святейших, и в особенности ту, в которой говорится о его полномочиях.
Произвели ли на главу Церкви в Атане такое впечатление бумаги Себастиана, или же он сам — но чинить ему препятствий в открытую не рисковал более никто. А если вдруг даже и находился такой идиот — то он очень быстро узнавал на собственной шкуре, каково оказаться на колу или гореть заживо в костре.
Никогда еще со времен последней Благословенной Войны, Инквизиция не несла таких чудовищных потерь…
Четвертая глава
Аенгрост, Аргонрадская Федерация
Аре-о-Ката Дирити, лейтенант полиции
19 день нерева, год 528 (летоисчисление местное)
Тихий, но навязчивый гул толпы, медленным потоком текущей мимо, давил на уши. Аре незаметно поморщилась, чуть приподняв верхнюю губу — больше всего ей сейчас хотелось пойти домой, к детям, и остаться там, в тишине и спокойствии. Но командир ее отряда назначил женщину ответственной за порядок на площади, пригрозив оштрафовать, если хоть что-то пойдет не так — и Аре ничего не оставалось делать, как забыть об уюте тесной, но зато своей квартирки, и честно выполнять свой долг.
— Вход на площадь с алкоголем запрещен! — одернула она проходящего мимо рыжего паренька лет шестнадцати.
[35]
— Но это же только келек!
[36]
— возмущенно запротестовал тот.
— Келек тоже приравнивается к спиртному, — строго проговорила лейтенант. — А вход на площадь с алкоголем запрещен!
Рыжий поник, и, быстро допив пенистый терпкий напиток, швырнул бумажную бутыль в мусоросборник.
— Теперь можно?
Аре кивнула и вернулась к обозреванию толпы, тихо ругаясь себе под нос.
Вообще-то сегодня у нее должен был быть выходной, но когда чертово капитана это интересовало? И ведь не доплатит, сволочь — это прежний командир старался для своих ребят, выбивал им премии и сверхурочные, а этот… Нет, этот тоже старается. И выбивает. И премиальные, и сверхурочные, и еще Псэт
[37]
знает какие. Вот только не для полицейских, а для себя. И ведь не прижмешь гада, не пожалуешься на него никуда — вмиг с работы вылетишь. Связи решают все, а нынешний капитан был двоюродным братом полковника из Комитета полиции. Псэтова жизнь в псэтовой стране, но деваться некуда… И ведь пошла бы на другую работу, где и платят больше, и работать надо меньше — но такую работу еще найти надо, значит, сперва надо уволиться. А пока Аре не выплатит долг, никто ей уволиться не позволит. Вот ведь угораздило влететь с этим рабочим займом…
Лейтенант снова выругалась, вспомнив, как ее втравили в эту авантюру. Совершенно государственную и законную.
Год назад Ена, ее младшая дочка, заболела какой-то дрянью. Ее обследовали несколько раз, но так ничего и не нашли, пока Аре не заплатила врачам, и девочке не сделали все необходимые анализы. Сделав же, сообщили, что лечение обойдется в сто пятьдесят тысяч сьеров, и это при том, что месячная зарплата женщины составляла менее двадцати тысяч, плюс пособия на детей — еще шесть тысяч. При нынешних ценах на жилье и продукты деньги просто смешные, на взрослую-то женщину и двух детей трех и шести лет.
Аре поняла, что придется влезать в долги. Она понятия не имела, как будет потом отдавать такую кошмарную сумму — но какое это имело значение, когда малышка Ена могла умереть? Лейтенант посоветовалась с сослуживцами, и кто-то упомянул про государственный служебный заем, доступный только работникам госслужб. Этот заем давался на неопределенный срок — в зависимости от суммы, и проценты на него шли куда меньшие, нежели на кредиты в частных банках, всего лишь двадцать пять процентов в год от всей суммы. Подумав, Аре пошла в бухгалтерию ее полицейского штаба, оформлять заем. Около тридцати тысяч ей удалось занять у знакомых, оставалось сто двадцать.
