Из особняка, где проходило собрание Ковена, Хранитель ушел незадолго до рассвета. Кёрнхель покинул его раньше — у полуэльфа было еще немало дел, сперва Этьен даже хотел и вовсе не брать его с собой, но тот настоял, сославшись на то, что совершенно неизвестно, чего ждать от напуганных появлением Инквизитора людей. Идти же в своем настоящем обличье граф не хотел — слишком рискованно, да и тот факт, что жуткий Себастиан на самом деле вовсе не экзекутор, а наоборот, сражается с Инквизицией, должен был сыграть на руку Хранителю.
На самом деле, сложнее всего было устроить появление Меча. Эстаи уже давно объяснил графу, что по некоторым причинам пока что не может быть у него — хотя и не стал вдаваться в подробности, почему именно. По большому счету, просто появиться из позвоночника мог и иллюзорный Меч — но Эстаи предположил, что Этьену, возможно, придется сразу же принимать вассальную клятву, а для этого необходим настоящий Меч.
В общем, сейчас граф хотел только одного — хотя бы пару часов просто поспать. Заклинание переноса Эстаи на время в тело Этьена стоило обоим колоссальных усилий и колоссальных энергозатрат. Но — оно того стоило. Теперь Ковен сыграет на стороне Тайного Ордена в день переворота, а их религия — после некоторой небольшой доработки — вполне сможет заменить страшную веру в Сияющего.
Сияющий… Несмотря на усталость, Хранитель вновь вернулся мыслями к истинным истокам этой кошмарной религии и вновь обругал себя последними словами за недогадливость. Ведь сколько времени ломал над этим голову! А разгадка оказалась бесконечно проста… и столь же бесконечно страшна.
Все эти жуткие казни и пытки за малейшую провинность имели отнюдь не религиозное значение и были вовсе не наказанием. Они были попросту способом добычи энергии, энергии боли и ужаса. Нет, в какой-то момент Этьену приходило в голову нечто подобное — но он почти сразу отмел эту идею, ведь если бы дело было так, то аристократия не была бы защищена законом. Вот только как же он не подумал, что эти законы могли появиться позже, и добавлены они были уже простыми людьми, имеющими власть, и желающими защитить свои жизни, и жизни своих семей.
«Как я мог быть так слеп? — продолжал мысленно укорять себя граф. — Ведь ответ на поверхности лежал…»
«Да и я тоже хорош, — с некоторым смущением признал Эстаи. — Вы — ладно, вы всего-то три месяца в Аенгросте, а вот я должен был понять и почувствовать! Но какова наглость — превратить в свою кормушку население целой страны!»
«Ну, так обычно поступает любое правительство, — Этьен усмехнулся. — Но чтобы настолько в прямом смысле!»
«Совсем в прямом смысле — это в Некрополе, — возразил Извращающий Сущности. — Там правят вампиры — со всеми вытекающими. Вот там человеческое население в прямом смысле — кормушка».
«Туда я тоже потом наведаюсь, — мрачно пообещал Хранитель. — Но сперва надо разобраться здесь».
Он вновь начал прокручивать в памяти разговор с Хейсаром.
— …этой истории полторы тысячи лет. Вы, вероятно, знакомы с легендой о приходе Сияющего? — старик отпил вина, и поставил бокал на столик.
— Знаком, но только с официальной версией, — ответил Этьен.
— Надо признать, что она недалека от правды. Больше того, так оно все и было… первые лет сто. За это время Сияющий, он же — Христес, успел сотворить еще с полсотни Великих Чудес и еще сотни три — Чудес Поменьше, — с иронией выделяя заглавные буквы, проговорил Хейсар. — Его не просто обожали — его боготворили, его готовы были носить на руках, ради него люди готовы были пойти на все, абсолютно на все — и, казалось бы, вполне заслуженно. Они же не знали, что все беды, сыпавшиеся на империю в те времена, с которыми играючи справлялся их правитель, были делом рук самого Сияющего и его приспешников.
Спустя примерно сто пятьдесят лет с начала Эры Счастья, как быстро обозвали времена правления Христеса, случилась страшная беда — невиданное проклятие настигло Сиану, прекрасную и любимую супругу императора. Вечно молодая девушка начала болеть и чахнуть, за каких-то шесть декад она постарела на тридцать лет. По всей империи был объявлен траур, люди молились всем известным силам о том, чтобы те помиловали любимую их правителя — но тщетно, Сиана продолжала умирать. Спустя еще три декады Сияющий обратился к жителям империи. Он сказал, что есть лишь одна возможность спасти ее — ценой тысячи человеческих жизней, больше того — смерть этой тысячи должна быть крайне мучительной. Он не скрывал своих слез и говорил, что не вправе просить о такой жертве, и молит лишь оплакать прекрасную Сиану вместе с ним…
Я уже говорил о том, что на Христеса молились? Больше десяти тысяч человек принесли себя в жертву, они умерли в страшных мучениях, до последнего благословляя имя Сияющего.
Сиана поправилась и помолодела. Христес же объявил всех, кто пожертвовал собой, святыми, и сказал, что после смерти они попали в некое иное место, Лучший мир. Об этом Лучшем мире начали говорить служители Христеса, как бы между делом упоминая, что попасть туда может почти любой искренне верящий, надо только знать способ…
Через семь или восемь декад к Сияющему пришли несколько человек — выбранные представители пяти городов. Каждый из них сказал о том, что люди просят открыть им секрет, как попасть после смерти в Лучший мир. Поначалу «добрый император» отказывался ответить, говоря, что слишком тяжел путь, и слишком многое поджидает людей на нем, но посланники не отступали, продолжая умолять его просветить их, дать людям возможность вырваться из бесконечного круга перерождения и уйти в мир Лучший. Наконец Христес неохотно, но сдался, и сказал, что рано или поздно туда попадает любой — после того, как исчерпает чашу страданий, отмеренную ему в цикле перерождений. Но поскольку люди Аенгроста молоды душой, то предстоит им еще многое пережить, а попасть в Лучший мир раньше можно лишь приняв мучительную смерть во имя веры.
Радостные, посланники вернулись в свои города, раскрыли секрет жителям и первые же взошли на костры — добровольно и восхваляя Сияющего.
За последующие несколько декад империя чуть не вымерла — почти все стремились поскорее уйти в Лучший мир. Тогда Христес вновь обратился к жителям, прося их поумерить пыл, и напомнив, что даже через страшную боль уйти в Лучший мир может не каждый. Вот тогда-то люди и придумали Церковь, служители которой отбирали достойных и предавали их мучительной смерти.
А стоящий во главе страны демон, притворяющийся святым, наслаждался их болью, пил ее, как изысканное вино, и с каждым днем становился все сильнее. Спустя десять лет после основания Церкви Христес ушел из империи, поставив во главе ее своего смертного сына. Куда он ушел — никому не известно, но о нем не было слышно в течение долгих двухсот пятидесяти лет.
За это время жизнь в Империи кардинально изменилась. На престол взошел праправнук Христеса, удивительным образом сохранивший в себе доброту своей человеческой матери, и эта доброта в нем сумела задавить демоническую кровь, доставшуюся от отца. Молодой человек был умен и достаточно быстро сумел разобраться в истоках царящего в империи кошмара, кошмара, на который ежедневно сотни людей добровольно себя обрекали. Он начал менять страну. Медленно, осторожно. Потом объявил, что к нему снизошел его великий прапрадед, и сказал, что он нашел новый способ перейти в лучший мир, и способ этот — от обратного прежнему. Жить, не причиняя боли и не множа страдания, жить в любви ко всему живому, жить, радуясь счастью других и помогая в несчастье тем, кому не повезло. Измученные, хоть и не осознающие этого, люди изменились полностью за два поколения.
