Трое мужчин приблизились к лошади. Она никогда не встречалась с людьми, и глаза у нее были широко открыты от страха. Ее грудная клетка вздымалась и опадала, из ноздрей текла тонкая струйка крови. Грива у нее была густая, темно-гнедая, хвост почти доставал до земли. Жеребенок с тупым выражением морды болтался рядом на тоненьких, подгибающихся ножках, стараясь держаться так, чтобы кобыла все время оставалась между ним и людьми, а кобыла вертела крупом, прикрывая от них жеребенка.
Им теперь нужно было поднять петлю на ее шее повыше, поскольку та захватила ее сзади и теперь плотно сидела на середине шеи и могла задушить ее, если она будет продолжать дергаться. Из опыта прежних подобных вылазок они усвоили: нельзя оставлять лошадь в подобном положении, она задохнется, а лошади были нужны им живыми, пока они не пригонят из Боуи грузовик помощнее и не погрузят их на него.
Гай лучше всех умел обращаться с веревкой, поэтому Гвидо и Перс стояли в сторонке, пока он раскручивал петлю над головой, а затем дал ей мягко упасть на землю чуть позади передних ног лошади. Они выждали, прежде чем подойти к ней, и она сделала шаг назад. Гай резко дернул веревку, и передние ноги кобылы оказались связанными. Гай накинул еще петлю на ее задние ноги, она дернулась в сторону и боком упала на землю. Все ее тело дрожало и сотрясалось, но она, кажется, уже сдалась. Жеребенок потянулся носом к ее хвосту и так и замер в этом положении. Люди приблизились к кобыле, успокаивающе говоря ей что-то, а Гвидо нагнулся, ослабил петлю у нее на шее и передвинул ее ей под челюсть. Они попытались отыскать тавро, но ничего не обнаружили.
— Никогда не видал тут таких крупных лошадей, — сказал Гай Гвидо.
Тот стоял молча, глядя на лежащую лошадь.
— Может, дикие лошади когда-то были крупными, — сказал Перс и поглядел на Гвидо, ожидая подтверждения.
Гвидо присел на корточки и открыл кобыле рот. Они хотели знать ее возраст.
— Ей пятнадцать лет, совершенно точно, — сказал Гай и добавил, обращаясь к Персу: — Она в любом случает долго бы не протянула.
— Ага, она старая, — согласно кивнул Перс, но глаза у него оставались задумчивыми.
Гвидо выпрямился, и все трое пошли назад к грузовику. Перс запрыгнул в кузов и уселся там, свесив ноги, Гай влез в кабину вместе с Гвидо. Они проехали по дну озера к жеребцу, остановились там и втроем подошли к нему.
— А неплохо он смотрится, да? — сказал Перс.
С минуту они стояли там, осматривая пойманного жеребца. Тот тяжело дышал, из ноздрей его сочилась кровь.
Голову он опустил, натянув державшую его веревку, и смотрел на них своими темно-карими глазами, похожими на линзы огромного бинокля. Гай приготовил новую веревку с петлей.
— Ничего особенного, ни на что не годный. Неприкаянный, — сказал он. — Разве что подойдет для ребенка. За скотом на таком не угонишься, да и слишком он мелкий для верховой лошади.
— Да, мелкий, — согласился с ним Перс. — А вот шея у него красивая.
— Ну, попадаются среди них красивые, правда, редко, — проговорил Гвидо. — Только что с ними делать? Дороже обойдется везти их куда-то, чем можно за них выручить.
Гай раскрутил над головой петлю, и они разошлись в стороны, подальше от жеребца.
— Все они ни на что не годные лошади, вот и все, — сказал он и метнул петлю к передним ногам жеребца. Тот отступил, Гай потянул веревку, и петля впилась в ноги животного, стягивая их вместе. Конь дернулся в сторону, но не упал.
— Держи, — сказал Гай Персу, который обежал вокруг жеребца, ухватился за веревку и туго ее натянул. Гай пошел назад к грузовику, взял там еще одну веревку, вернулся, подошел к коню сзади и заарканил его задние ноги. Но жеребец так и не упал.
Гвидо подошел ближе, чтоб толкнуть его, но тот мотнул головой и оскалил зубы. Гвидо отступил.
— Тяните! — крикнул он Гаю и Персу, и те дернули за веревки. Конь удержался на ногах и продолжал стоять — с головой, привязанной к шине, с ногами, спутанными веревками, концы которых держали люди. Гвидо подбежал к Персу, забрал у него конец веревки и подошел к жеребцу сзади. Встав там, он резко дернул веревку. Передние ноги жеребца подкосились, и он упал на колени, ударившись носом о глинистую землю; стукнувшись, он фыркнул, но так и не упал совсем, так и стоял на коленях, словно кому-то кланялся, приподняв над землей морду, и его тяжелое резкое дыхание клубило под ноздрями небольшие фонтанчики пыли.
Гвидо отдал веревку Персу, тот натянул ее. Гвидо подошел к жеребцу, положил ему ладони сбоку на шею и толкнул. Конь упал на бок и застыл в таком положении, как прежде кобыла. Почувствовав телом землю, жеребец словно бы успокоился и утратил волю к сопротивлению. Глаза его наконец моргнули, дыхание теперь вырывалось легкими вздохами, уже не так бешено. Гвидо передвинул повыше петлю на его шее, и они сняли петли с ног жеребца. Тот, почувствовав, что ноги свободны, сперва с любопытством поднял голову, затем, стукнув копытами, встал, глядя на них, оглядывая одного за другим, и из его ноздрей все так же сочилась кровь, а на пыльных коленях появились темно-красные пятна.
Трое мужчин с минуту стояли, убеждаясь, что петля держит его надежно. В безграничном пространстве огромной равнины, зажатой между горами, только постукивал движок грузовика да слышалось хриплое дыхание коня и свист выдыхаемого им воздуха. Мужчины неспешно двинулись к грузовику. Гай засунул оставшиеся веревки за сиденье, сам уселся за руль, Гвидо сел рядом. Перс забрался в кузов и улегся на спину, глядя в небо и подложив руки под голову.
Гай ехал на юг, туда, где, как он знал, был самолет, сейчас не видный. Гвидо потихоньку успокаивал свою одышку, потом закурил, несколько раз затянулся и потер ладонью левой руки голый череп.
— Спать хочется, — сказал он.
— Ну, и как считаешь, сколько мы заработали? — спросил Гай.
— А ты как думаешь? — В горле у Гвидо першило от пыли, голос звучал высоко, как-то по-девичьи.
— Кобыла, наверное, потянет на шестьсот фунтов.
— Думаю, примерно так, Гай, — согласился Гвидо.
— И по четыре сотни фунтов на каждую гнедую и чуток побольше на жеребца.
— Ну и я примерно так считал.
— Что в итоге?
Гвидо подумал.
— Тысяча девятьсот, может, две тысячи.
Они замолчали, подсчитывая деньги. Две тысячи фунтов по шесть центов за фунт давали в итоге сто двадцать долларов. Жеребенок мог принести еще несколько долларов, но не слишком много. Вычесть стоимость бензина для самолета и грузовика да двенадцать долларов за провизию, и у них останется сто долларов на троих. Гвидо получит сорок пять, поскольку самолет — его, Гай — тридцать пять, потому что ему принадлежит грузовик, Перс Хаулэнд, если согласится с таким расчетом — а он, несомненно, согласится, — получит оставшиеся двадцать.
Просчитав все, они замолчали. Гай погрузился в свои мысли. Затем заговорил:
