— В прошлый раз нам надо было их вдоволь поить. Они могут прибавить весу, если давать им воду.
— Ага, надо бы не забыть это сделать, — поддержал Гвидо.
Они прекрасно знали, что скорее всего забудут напоить лошадей перед тем, как сгрузить их и пустить в загон перекупщика в Боуи. Они наверняка будут спешить отделаться от лошадей и только позднее вспомнят о том, что, как следует напоив лошадей, они могли бы заработать пятнадцать — двадцать долларов дополнительно за счет набранного животными веса. Но они уже не думали больше о деньгах, раз уж все подсчитали, и если Перс будет возражать по поводу своей меньшей доли, они дадут ему еще пять или десять долларов или даже больше, если ему так захочется.
Гай остановил грузовик возле самолета на краю дна бывшего озера. Привязанные лошади находились теперь далеко, за исключением кобылы и ее жеребенка, которые стояли на виду менее чем в полумиле от них. Гвидо открыл дверцу:
— Ладно, увидимся в городе. А второй грузовик надо пригнать завтра утром.
— Перс хочет перебраться в Ларго и записаться для участия в завтрашнем родео, — сказал Гай. — Вот что, давай мы лучше, как вернемся в город, сразу возьмем грузовик и поедем сюда сегодня же, после полудня. Тогда, может, успеем привезти их к вечеру.
— Хорошо, если ты так хочешь. Тогда увидимся завтра, — ответил Гвидо и вылез, остановившись переговорить с Персом.
— Перс? — окликнул он.
Перс приподнялся на локте и выглянул из-за борта. Вид у него был сонный. Гвидо улыбнулся:
— Ты что, заснул?
Глаза у Перса опухли и заплыли, выражение лица было замкнутое и обеспокоенное.
— Как раз собирался.
Гвидо пропустил недовольное замечание мимо ушей.
— Мы тут подсчитали, выходит около сотни долларов чистыми. Двадцать для тебя сойдет?
— Ага, двадцать — это хорошо, — согласился Перс, с трудом моргая. Он вроде как и не слышал.
— Увидимся в городе. — Гвидо повернулся и побрел к самолету, где уже стоял Гай, положив руки на лопасть пропеллера. Гвидо залез в кабину, и Гай крутанул лопасть винта вниз, мотор тут же завелся. Гвидо помахал Гаю и Персу, который в ответ слегка приподнял руку над кузовом. Гвидо поддал газу, и самолет покатился по земле, потом поднялся в небо, и двое мужчин, оставшихся внизу, следили за его полетом в сторону гор и дальше.
Гай вернулся к грузовику и стал было усаживаться за руль, но посмотрел на Перса — тот все еще полулежал, опершись на локоть.
— Двадцать будет нормально?
Гай спросил так, потому что ему показалось: Перс выглядит обиженным.
— А? Да-да, двадцать будет нормально, — ответил Перс и вылез из кузова. Гай сел за руль. Перс остановился возле грузовика помочиться, Гай ждал. Перс забрался в кабину, и они поехали.
Кобыла с жеребенком стояли сейчас между ними и поросшей полынью пустыней, в сторону которой они направлялись. Перс смотрел в окно на кобылу и видел: она тоже наблюдает за ними, оценивающе, но без особой тревоги, а жеребенок лежит, подняв голову, на глинистой земле и часто подергивает головой, словно вот-вот заснет. Перс долго смотрел на жеребенка, пока они приближались, и думал о том, как тот ждет там, возле кобылы, когда та освободится и они убегут.
— Ты когда-нибудь слыхал, чтоб жеребенок убежал от кобылы? — спросил он у Гая.
— Только не такой маленький, как этот. Этому никуда одному не уйти. — Гай оглянулся на Перса.
Они миновали кобылу и жеребенка и оставили их позади, и Перс откинул голову назад и закрыл глаза. Табачная жвачка выпирала у него под левой щекой, но он не стал ее выплевывать.
Но вот грузовик выбрался с глинистой почвы и, раскачиваясь и кренясь, покатил по заросшей полынью пустыне. Им теперь надо было вернуться в лагерь, собрать постели и кухонные принадлежности, а потом ехать к дороге, до которой от лагеря было почти пятнадцать миль через пустыню.
— Я, наверное, нынче вечером пойду к Рослин, — сообщил Гай.
— О'кей. — Перс не открывал глаз.
— Мы можем забрать их и утром, а потом забросить тебя в Ларго.
— О'кей.
Гай думал о Рослин. По всей вероятности, она только посмеется над ними по поводу всей этой работы, которую они проделали за жалкие несколько долларов, и скажет, что они полные тупицы и не в состоянии подсчитать затраченные усилия и время и прочие скрытые издержки. Послушать ее, так они иной раз вообще никакой прибыли не приносили.
— Рослин будет жалеть жеребенка, — сказал Гай, — так что лучше, пожалуй, и не упоминать о нем.
Перс открыл глаза и, не поднимая головы со спинки сиденья, посмотрел сквозь окно на горы.
— Черт побери, она ж кормит эту свою собаку собачьими консервами, так?
Гай снова почувствовал близость с Персом и улыбнулся:
— Конечно, кормит.
— Ну и что, по ее мнению, в этих банках?
— Она знает, что в этих банках.
— Там, в банках, дикие лошади, — сказал Перс словно бы для себя.
Некоторое время они ехали молча.
— Вот это меня больше всего бесит, — добавил Перс.
Они опять помолчали.
— Ты поедешь со мной к Рослин или останешься в городе? — спросил Гай.
— Я бы лучше поехал с тобой.
— О'кей.
Гаю стало хорошо при мысли о ее домике. Там везде ее книжки на полках, которые он для нее сколотил, и они выпьют, и Перс заснет на диване, а они пойдут в спальню. Он любил возвращаться к ней после того, как поработал, ему это нравилось больше, чем когда он возил ее то туда, то сюда или просто торчал у нее. Ему нравилось, когда у него в кармане были его собственные деньги. И сейчас он вовсю старался представить себе, как все у них с нею будет дальше.
Ему уже скоро стукнет сорок шесть, а там и до пятидесяти недалеко. В один прекрасный день она вернется на Восточное побережье, он знал об этом, может, уже в этом году, может, в следующем. Он опять задумался. Скоро он начнет седеть. Как он будет выглядеть с седыми волосами? Стиснув зубы, он представил себя седым и старым.
— Хочу матери позвонить, — заговорил Перс. — Черт, я ей уже год не звонил. — Он смотрел на горы. Перед глазами у него по-прежнему стоял жеребенок, и он очень желал, чтобы его тут уже не было, когда они вернутся сюда завтра утром. — Мне непременно надо попасть завтра в Ларго и записаться.
— Ну и поедем, — отозвался Гай.
— Мне бы пригодился выигрыш. — Перс уже думал о пяти сотнях долларов и о том, как много раз он выигрывал по пятьсот. — А знаешь, Гай…
— Чего?
— Никогда я ничем таким не стану, будь я проклят. — И он рассмеялся. Он был голоден и с минуту смеялся без удержу, а потом снова откинул назад голову и закрыл глаза.
