В 1948 году – через два года после провозглашения социалистической республики, во главе которой встал Энвер Ходжа, – Албания разорвала отношения с Югославией, пытавшейся сделать эту страну частью своей федерации. Более десяти лет Албания тесно сотрудничала с СССР, но в 1961 году разорвала все отношения с советским гигантом, после того как стало известно о намерении Хрущева построить базу атомных подводных лодок в порту Влёра.
Ходжа решил тогда резко сменить политический курс и попытался найти себе покровителя в лице маоистского Китая – возможно, потому, что эта страна находилась очень далеко от Албании и не стала бы слишком активно вмешиваться в ее внутренние дела. Китайская модель социализма, судя по всему, понравилась бессменному правителю Албании, и в 1966–1967 годах он провел культурную революцию маоистского типа: государственных чиновников время от времени отправляли на работу в сельскую местность, а ответственные должности были доверены неопытным молодым коммунистам. Отправление каких-либо религиозных культов было строжайше запрещено.
Паранойя в действиях албанского руководства, приведшая к полной изоляции Албании, началась после советского вторжения в Чехословакию в 1968 году. Албания по решению Ходжи вышла из Организации Варшавского договора, и в стране началась реализация бредового плана самообороны, предусматривавшего строительство семисот тысяч бетонных бункеров (из расчета один бункер на четыре жителя) и установку на крышах домов зенитных орудий – чтобы отражать воздушные налеты, совершать которые на эту страну никто не собирался.
В 1978 году – через два года после смерти Мао Цзэдуна – Ходжа разорвал отношения и с Китаем, который к тому моменту уже начал потихонечку внедрять у себя рыночную экономику. Не получая никакой помощи из-за рубежа и все больше беднея, Албания оказалась в полной изоляции.
На этом моменте мне пришлось прервать чтение краткого изложения недавней истории Албании, но я решил, что обязательно дочитаю его позже. Поскольку я тоже чувствовал себя изолированным и незащищенным от внешних угроз, мне показалось, что я сумею очень быстро адаптироваться в этой стране.
Тем временем пассажиры-албанцы, вылетающие из Мюнхена в Тирану, начали выстраиваться в очередь, толкаясь, как будто им не терпелось возвратиться в свой общенациональный бункер. Рейс выполнялся на CR-2 – маленьком самолете канадского производства, уже готовом пронзить ночное небо над Европейским Союзом и оказаться совсем в другой части Европы. Хотя железного занавеса давно не существовало, у меня, медленно продвигавшегося к входу в самолет, почему-то возникло ощущение, что я сейчас полечу в страну полудиких команчей.
2
Мы приземлились на территории Албании почти в полной темноте. После непродолжительного маневрирования по посадочной полосе перед зданием аэропорта наш самолет вдруг резко остановился – как будто асфальтированная поверхность неожиданно для пилотов закончилась. Минуту спустя пассажиры дружно устремились к выходу из самолета.
К моему удивлению, аэропорт «Мать Тереза» оказался маленьким, но безупречно сконструированным. Прочитав текст на памятной доске, я узнал, что этот аэропорт является подарком правительства Канады народу Албании.
Заплатив десять евро за въездную визу, я пересек главный зал аэропорта, в котором посетители, сидевшие за столиками в кафетериях, с любопытством разглядывали только что прилетевших пассажиров. Современный интерьер здания аэропорта придал мне определенную уверенность, и я – уже почти без опаски – отправился искать такси.
За рулем первого из выстроившихся в очередь такси сидел тщедушный мужчина лет шестидесяти с потухшей сигаретой во рту. Я передал ему свой единственный чемодан – чтобы он положил его в багажник, – и мы поехали навстречу тому, что ждало меня в Тиране.
Поначалу таксист вел машину молча, а я всматривался в ночной темноте в окружавшую меня действительность. Освещение здесь было большей частью скудным, а вот автозаправок имелось превеликое множество (они мелькали в окне буквально одна за другой), что мне показалось странным, потому что автомобилей по этому шоссе ехало очень мало. Еще мне бросилось в глаза то, что вдоль шоссе строится много зданий, причем некоторые из них были довольно высокими: похоже, после полувекового застоя в этой стране началось экономическое оживление.
Когда мы уже въехали на окраину Тираны, таксист, вдруг разродившись на корявую английскую фразу, спросил, откуда я приехал. Я ему ответил, что вообще-то я – из Соединенных Штатов, однако живу неподалеку от Барселоны.
– Американец хорошо, – закивал таксист. – США и Албания дружба. Буш хорошо.
– Не все американцы так думают, – сказал я, стараясь как можно четче выговаривать слова.
Однако таксист, не обращая внимания на мою реплику, продолжал говорить на ломаном английском:
– Россия, Германия, Франция…
Перечислив эти страны, он наглядно продемонстрировал свое негативное отношение к ним, сжав ладонь в кулак, а затем выставив большой палец и ткнув им куда-то вниз. Затем он со словами: «Америка, Буш», – повернул большой палец на сто восемьдесят градусов и поднял его вверх, до самого потолка салона автомобиля.
Таксисту, похоже, очень нравилось подобное общение при помощи коротких фраз и красноречивых жестов: он удовлетворенно засмеялся и сильнее надавил на педаль газа. Мы, по-видимому, уже подъезжали к центральной части Тираны. Не дожидаясь, когда он примчит меня к какому-нибудь отелю, в котором за каждого привезенного клиента ему платят определенный процент, я напомнил ему название нужного мне отеля. В ответ он неодобрительно покачал головой:
– Отель «Калифорния» не хорошо. Дорого!
– Для меня это неважно. У меня там забронирован номер, а потому отвезите меня именно туда – и точка.
Тщедушный таксист, похоже, ничуть не обиделся на мое безапелляционное заявление – он всего лишь пожал плечами, словно бы говоря: «Если ты болван, то я в этом не виноват».
Затем мы выехали на площадь, вокруг которой виднелись административные здания в советском стиле, незатейливая башня с часами и минарет. Увидев, как ярко все вокруг было освещено, я понял, что это и есть площадь Скандербега – невралгический центр албанской столицы. Поскольку мне на этой площади в данный момент вроде бы ничего ужасного не угрожало, она показалась мне даже довольно цивилизованным местом.
Однако я тут же изменил свое мнение, когда мы проехали рядом с пирамидой современной конструкции, на которой огромными буквами на английском языке было написано:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПРЕЗИДЕНТ БУШ
Самым забавным в этой приветственной надписи было то, что с момента приезда сюда американского президента-республиканца прошло уже довольно много времени. Мне захотелось узнать, зачем здесь построили такую пирамиду (она была похожа на огромный пирог – из тех, что пекут на день рождения) и что наобещал албанцам Буш, если его здесь так сильно зауважали – и это в стране, в которой после падения коммунистического режима большинство жителей снова стали считать себя мусульманами.
