— О’кей, будем благоразумны.
— Это все дом. Никто не укладывается в сметы, ни один из них. Драпировки, покраска, кухня — Боже мой, кухня! — сплошной кошмар. Ты не представляешь.
— Похоже, как и в прошлый раз.
Кэролайн раздавила сигарету.
— Совсем не смешно. За каждую мелочь берут больше, чем говорили. Понимаешь, намного больше. — По удивленно раскрытым глазам Саймон понял, что, как всегда, пойдут преувеличения. — А теперь все требуют платить.
— Что поделаешь, — вздохнул Саймон, — это одна из их не вызывающих удовольствия привычек. — Интересно, долго ли ждать, прежде чем она назовет сумму, прежде чем натянутая вежливость сменится угрозами, слезами и истерикой. Им овладело странное безразличие. С тех пор как они разошлись, все это повторялось десятки раз.
Кэролайн приняла его спокойствие за согласие и улыбнулась. У нее и вправду красивые зубы, подумал Саймон, ровные, с безукоризненными коронками, поставленными за 25 тысяч долларов одним разбойником в Нью-Йорке.
— Я знала, что самое лучшее прийти самой. Знала, что ты поймешь.
— Сколько?
— Ну, затрудняюсь сказать точно, потому что еще одна-две…
— Приблизительно.
— Хорошо. Тридцать тысяч, от силы тридцать пять.
Саймон подошел к бару и снова наполнил стакан минеральной водой. Взглянул на Кэролайн, закуривающую очередную сигарету.
— От силы тридцать пять, — повторил он. — Давай раз и навсегда внесем в это дело ясность. Дом я тебе купил. Ты со своими адвокатами представила смету на его ремонт. Я с ней согласился. Ты тоже. Пока все правильно?
— Это были всего лишь предположения…
— Предполагалось, что это смета. А тебе известно, что такое смета, не так ли? Это определенная сумма денег.
Кэролайн кромсала в пепельнице сигарету.
— Нет никакой необходимости разговаривать со мной, как с одним из твоих занудливых подчиненных.
— Почему бы и нет? Ты же говоришь со мной, как с автоматом, выдающим наличность.
— Тридцать пять тысяч для тебя ничто. Ты богач. Мои адвокаты говорят, что ты легко отделался. Они могли бы…
— Твои адвокаты — это свора жадных бессовестных негодяев, мухлюющих со счетами, чтобы содержать своих ублюдков в Итоне за мой счет.
Они молча уставились друг на друга. Лицо Кэролайн исказила злоба. Дальше, если Саймон даст продолжить разговор, злоба перейдет в рыдания, а если и это не сработает, пойдут оскорбления.
Он поглядел на часы.
— Слушай, извини, но я ушел с заседания.
— У тебя заседание, — передразнила она, раздраженно откинув назад волосы. — Боже, да у тебя без конца заседания. Вся наша семейная жизнь проходила между заседаниями. Я была замужем не за тобой, а за рекламным агентством, — всхлипнула она. — Если это можно было назвать замужеством. Слишком занят, чтобы взять отпуск, слишком устал, чтобы куда-нибудь пойти, слишком устал, чтобы…
— Кэролайн, я все это уже слышал.
— А теперь, когда я всего лишь хочу устроить свой дом, тебе это не нравится.
— Мне не нравится, когда ради паршивых диванных подушечек выбрасываются на ветер тридцать пять тысяч фунтов.
Кэролайн поднялась, со злостью сунула сигареты в сумочку и оправила юбку.
— Ладно, попробовала. Но я здесь не для того, чтобы на меня кричали. Ступай на свое бесценное совещание. — Подошла к двери и приоткрыла ее, чтобы Лиз услышала заключительную фразу. — Будешь иметь дело с моими адвокатами.
Саймон подумал было вернуться на «поминки» в конференц-зал, но решил, что не стоит. Зачем? Либо они получат заказ, либо нет, а в нынешней ситуации это его не очень волновало. Надев пиджак и попрощавшись с Лиз, он влился в предвечернюю уличную сутолоку, направляясь в свою квартиру на Рутланд-гейт.
Вытирая руки о фартук, с преувеличенным удивлением подняв брови, из кухни вышел Эрнест.
— Подумать только, пришел домой до восьми. Что стряслось? Сгорела фабрика или у резиновых людишек был прокол и они не явились?
— Нет, Эрн. Приехали и уехали. Кэролайн тоже.
— Ничего себе. То-то вижу, что ты несколько взъерошен. Полагаю, что не помешает выпить. — Продолжая говорить, налил в стакан виски и добавил льда. — Что на этот раз? Доплата за вредность проживания в Белгравии
[42]
? Что бы ни говорили об этой молодой особе, она никогда не страдала отсутствием идей.
Саймон плюхнулся на стул. Эрнест передал ему стакан и наклонился расстегнуть пиджак.
— Если будем сидеть застегнутыми на все пуговицы, то станем похожи на гармошку.
— Да, Эрн. Твое здоровье.
— Ах, чуть не забыл. Звонили из-за кордона. Одна особа из Франции утверждает, что у нее хорошие новости. — Эрнест хитро посмотрел на Саймона. — Мне она не пожелала сказать, посему я полагаю, что дело сугубо личное. — И вопросительным знаком навис над Саймоном.
Впервые за день Саймон рассмеялся. Должно быть, Николь.
— Думаю, это насчет выхлопной трубы.
— С трудом, но верю, дорогой. Называй это, как хочешь. Во всяком случае, вот ее номер.
Эрнест удалился на кухню и, многозначительно хмыкнув, закрыл за собой дверь.
Саймон раскурил сигару. Вспомнил проведенные в Провансе дни — море света, тепла, вспомнил идеально загоревшую ложбинку на груди и направился к телефону.
— Oui?
— Николь, это Саймон. Как дела?
— Спасибо, хорошо. Твоя машина в порядке. Наконец-то этот изверг ее отремонтировал. Будем надеяться, что не украл радиоприемник.
В трубке раздался знакомый хрипловатый смех, и Саймону захотелось ее увидеть.
— Я бы с удовольствием приехал за ней, но боюсь, что это невозможно. Слишком много дел в конторе. Придется кого-нибудь послать.
— Своего джентльмена из джентльменов?
— Кого?
— Того, что говорил со мной по телефону. Похоже, страшно воспитанный.
— А, Эрнест. Верно, пошлю его. Он тебе понравится.
Минутное молчание. Слышно, как чиркнула спичка.
Николь закуривала.
— У меня предложение лучше, — сказала она. — В Лондоне у меня старая подруга. Давно приглашает. Почему бы мне не пригнать твою машину? Было бы здорово, а?
— Было бы замечательно, но я…
— Не доверяешь мне свою шикарную машину?
— Тебе я доверил бы даже любимый велосипед моей тетушки.
Она снова засмеялась.
— Значит, договорились?
— Договорились.
