Николь с Саймоном переглянулись. Почему бы и нет?
Однако они не были подготовлены к одному деликатному и весьма важному обстоятельству — раздутому самомнению о своих гастрономических способностях повара, ставящего себя в один ряд с такими знатоками своего дела, как Бокюз и Сандеранс, которых почитают, обхаживают, считает национальным достоянием сам президент, перед которыми заискивают кинозвезды. Когда Николь позвонила молодому человеку на побережье, тот отклонил как унизительное для него приглашение готовить в домашней кухне. Он соглашался приехать в Брассьер при условии, что за ним в Ниццу пришлют машину, но и в этом случае требовал оплатить расходы на поездку в размере пяти тысяч франков.
Николь, поморщившись, положила трубку.
— Il pète plus’ haut que son cul.
— Извини, не понял, — сказал Эрнест.
— Этому у Берлитца не учат, Эрн, — рассмеялся Саймон. — Она имеет в виду, что у него преувеличенное мнение о своей персоне — пытается издавать звуки громче, чем позволяет задница.
— Чревовещатель через задний проход. До чего неприятно.
Николь с трудом удалось отыскать второго кандидата, мадам Понс, и сделать ей такое же предложение. Договорились, что она приедет взглянуть на отель, а потом посмотрит кухню Николь. Если ей понравится, она согласится готовить. Если нет, они угостят ее обедом в «Ма Туртерон» близ Горда, где, она слышала, отлично готовят, и это будет ее вознаграждение за потерянный день. Но заявила, что она оптимистка, и попросила Николь завтра в шесть утра встретиться с ней у центрального рынка в Авиньоне, чтобы закупить продукты для обеда.
К шести все трое были у рынка. В предрассветной черноте площади Пи единственным свидетельством того, что, кроме них, еще кто-то бодрствует, были машины, забившие все стоянки, да слабый свет, пробивавшийся в ворота рынка. Крепко подмораживало, к тому же гонявший по мостовой пачки из-под сигарет ветер обжигал лицо. Саймон потер небритые щеки — будто замерзший наждак.
— Как мы ее найдем?
— Она сказала, что будет завтракать в баре «Кики».
Как только они вошли внутрь, мрак и тишина сменились гвалтом, суетой и слепящим светом. Между рядами прилавков толпы покупателей; продавцы, стараясь перекричать друг друга, отпускали товары или уговаривали нерешительных покупателей. Эрнест изумленно разглядывал до отказа заваленные мясом, сырами, маслинами, фруктами, рыбой прилавки — невиданное доселе изобилие.
— Ну и ну! Чувствую, проведем здесь немало счастливых часов.
Они пробрались сквозь толпу к бару. У стойки теснились мужчины в поношенной рабочей одежде. Перед каждым бокал красного вина и бутерброды с колбасой. В углу с полупустым высоким бокалом шампанского, что-то записывая на обратной стороне конверта, уединилась женщина.
Мадам Понс миновала стадию зрелой женской полноты и теперь, в среднем возрасте, раздалась вширь. Темно-рыжие кудри. Полное крупное лицо со спускающимися в вырез белой кружевной блузки бесчисленными подбородками. Яркая, броская косметика. Лежащие на стойке, как два спящих щенка, внушительные груди. На плечи накинут бутылочного цвета плащ. На удивительно изящных ногах пара элегантных туфель на высоких каблуках.
Николь представила присутствующих. Допивая шампанское, мадам Понс бросила на них взгляд живых карих глаз. Саймон положил на стойку стофранковую бумажку.
— Позвольте мне, — сказал он.
Милостиво кивнув, мадам Понс взяла конверт и постучала по нему пухлым пальцем.
— Вот меню обеда, — известила она. — Кое-что попроще, ничего сложного. Пошли.
С царственной осанкой она двинулась вдоль прилавков — тыкая пальцем, нюхая, бракуя. Большинство продавцов ее знали и громко, словно это были произведения искусства, расхваливали свой товар, предлагая попробовать зелень и сыры. Она не тратила слов, либо, неодобрительно щелкая языком, качала головой, либо, кивнув, двигалась дальше, предоставляя Саймону и Эрнесту оплатить и забрать отобранные продукты. Часа через два, когда они были до отказа нагружены пластиковыми сумками, мадам Понс была наконец удовлетворена. Она села с Николь, мужчины поехали следом.
— Ну и как она, по-твоему, Эрн?
Эрнест ответил не сразу, объезжая остановившегося почесаться посередине дороги пса.
— Если она готовит так, как делает покупки… Видел взгляд, который она бросила на первого торговца рыбой? Испепеляющий. Должен сказать, я ею залюбовался. Рубенс был бы от нее без ума.
— Действительно, есть чем полюбоваться. Заметил, как она прикладывалась к шампанскому?
— Что до меня, я бы ни за что не доверился повару, который не берет в рот ни капли. Это сказывается на столе.
Они проскочили центр Авиньона, и тут Эрнест притормозил, заметив склонившуюся над капотом автомобиля девицу в высоких сапожках и мини-юбке. Зад обращен к проезжающему мимо транспорту.
— Как ты думаешь, не нужно ли ей помочь?
Саймон расхохотался.
— Эрн, она на работе — это же шлюха. Она здесь каждый день. Николь говорила.
Взошло солнце, и бывшие некогда владениями авиньонских пап поля и сады засверкали морозными бриллиантами, предвещая день как на открытке — ясный, синий, яркий. Такая погода к удаче, добру.
Они собрались в зале со сводчатыми потолками, которому предстояло стать рестораном и кухней, а пока что он был временным штабом Фонци и его работников, в данный момент пробивавших в толстых стенах высокие сводчатые окна. В воздухе висело облако пыли, пел неумолчную песню отбойный молоток.
Подобрав подол, мадам Понс на цыпочках прошла по каменному мусору в кухонную зону. Встав посередине, медленно огляделась, прикидывая, как разместить свои плиты, духовки, кухонные столы, холодильники, посудомоечные машины и полки для посуды. Остальные молча следили, как она величественно расхаживает по своим возможным владениям. Наконец, удостоив их взглядом, кивнула.
— Сойдет, — заявила она. — Немного тесновато, но сойдет.
Облегченно улыбаясь, они провели мадам Понс через зал и по лестнице наверх, не подозревая о восхищенном взгляде, которым провожал ее самый щуплый из рабочих. Подождав, когда его не смогут услышать, он обернулся к Фонци.
— Роскошная женщина, а? — восторженно произнес он, махнув рукой в ее сторону. — Лакомый кусок.
— Тебе всегда давай покрупнее, Жожо. Утонешь.
Маленький каменщик вздохнул. Когда-нибудь, если получится с банком, он сможет купить костюм и завести такую женщину, осыпать ее деньгами. Когда-нибудь. И снова набросился на стену, мечтая о роскошных белых телесах.
Пока Эрнест разгружал привезенные с базара сумки, мадам Понс, сняв плащ, принялась изучать кухню Николь, попробовала на палец острие ножа, взвесила на руке медную кастрюлю. Потребовала передник и стакан белого вина и, выбрав в помощники Эрнеста, предложила Николь с Саймоном до полудня прогуляться. Выходя на улицу, они слышали ее первые поручения и короткое «ладно, дорогая» Эрнеста.
