— Да, не правда ли! Но он обещал приехать. Боже, как я устала от его конференций! Все время — конференции, конференции…
— Разумеется, Николь! Мне это знакомо. Но Мишель — человек ответственный.
Фло повторила:
— Если б я только могла понять почему. Почему он это сделал…
— Фло, — прервал ее Анри, но она горячо продолжала:
— Почему? Ведь не идут и не вешаются из-за пустяков!
Она опорожнила свой бокал и посмотрела прямо на Николь.
Николь слегка приподняла плечи, но, быстро взглянув в сторону Анри, отвернулась.
— Простите, но позвольте мне поговорить об этом, нам необходимо попытаться понять, что же с ним произошло, не так ли? Что он имел в виду тогда, в тот раз, когда мы не слушали его, Анри? Мы не прислушивались, а это было важно!
Николь, глубоко вздохнув, произнесла:
— Ведь речь идет об учителе гимнастики из школы, так ведь? Я слышала об этом. В самом деле печальная история. Но вы же почти не знали его?
Фло не слушала. Опустив лицо, обрамленное тяжелыми прядями, она пыталась вспомнить…
— Было нечто важное в том, что проходит мимо тебя, потому как не… Нет, подожди немного. Он полагал, что все время, пока живешь, нужно… Неужели теперь слишком поздно? Что было так важно?
Обернувшись к Николь, Анри быстро объяснил:
— Он составил какой-то письменный протест, ну вы понимаете. И хотел, чтобы родители учеников подписали его.
— Вот как!
Фло выпрямилась и воскликнула:
— А мы не подписали!
— Флоренс, мой дорогой друг, этого всегда следует остерегаться. Никогда ничего не знаешь заранее. Они всегда имеют в виду совсем другое, а не то, что говорят, а потом ты увяз, Мишель и я понимаем это лучше, чем многие другие. Это может быть связано с политикой.
— Нет, речь шла о лесе.
— Фло, любимая, это не имеет ничего общего с тем делом!
Зазвонил телефон, и Николь быстро поднялась. Пока она отсутствовала, Фло спросила:
— Думаешь, он повесился?
— Милая Фло, оставь это. Не теперь! Хозяйка вернулась.
— Неправильно набран номер. Я думала, это Мишель. Вы не выпили ваш кофе? Позвольте, я добавлю немного горячего.
— Кофе! — воскликнул Анри. — Почему теперь не пользуются термосом! Я вспоминаю, как уютно бывало в те времена, когда мы с Мишелем выезжали рыбачить…
Но Фло повторила свой вопрос:
— Что ты имеешь в виду, говоря, что это не имеет ничего общего с тем делом?
— Ничего. Поверь мне, ничего. Это совершенно не имеет никакого отношения к лесу.
Николь отворила стеклянные двери, ведущие в сад. Моросил мелкий дождик, совсем слабо. Она ненадолго задержалась на пороге, вдыхая мягкий влажный ночной воздух. Ей хотелось, чтобы Мишель наконец вернулся домой, чтобы помочь ей, она хотела, чтобы у его компаньонов-бизнесменов не было бы жен. Красивая, высокая Николь горячо желала: пусть ту жизнь, что она создала из покоя и удовольствий, жизнь, насколько это возможно, не нарушаемую всем уродливым и непонятным, что вторгается извне, оставят в покое. Почему бы им не поговорить о чем-нибудь приятном, ведь это так легко?
— Леса, — сказала она, отодвигая незаметно графин с коньяком чуть подальше, — я всегда была очарована лесами. Однажды у нас с Мишелем выдалась совершенно свободная неделя в Дании. Эти неправдоподобные буковые леса! Тогда тоже была весна. Просто сказочно! Анри, не попробуете ли сигару?
— Да это же наша с Мишелем старая любимая марка!
Они улыбнулись друг другу.
— Знаете что, — сказала Фло, — я люблю запах сигар. Ощущение, словно никто никуда не торопится.
— Это так верно! — благодарно воскликнула Николь. — Не то что сигареты! Немного «Виши»?
— Нет, спасибо!
Фло рассматривала красивую хозяйку дома, та внезапно показалась ей такой дружелюбной и простой, она почти застенчиво взяла ее за руку и доверилась ей:
— Николь, возможно, вы поймете меня, я все время думаю об этом. Ощущение такое, что ему причинили зло, не подписав этот листок.
Телефон зазвонил снова, и снова номер оказался неправильным. Вернувшись, Николь пылала благородным негодованием.
— Флоренс, милая, — сказала она, — какая была бы разница, если бы подписали? Возможно, совесть ваша стала бы чище. Вообще-то, приходило ли вам когда-нибудь в голову, что испытывать угрызения совести чрезвычайно претенциозно. Где-то я читала, что, когда люди умирают, ты испытываешь угрызения совести, независимо от того, был ли ты дружелюбен или недружелюбен; все равно тебя мучает совесть, это просто свойственно людям, и нечего принимать это всерьез. Мучает ли ваших мальчиков нечистая совесть? Нет! Они наверняка гоняют мяч или что-то в этом роде.
Наступила абсолютная тишина.
— Минутку, — сказал Анри. — Послушайте теперь меня. Вы обе! Его ученики, в том числе наши мальчики, побывали там и разрезали колючую проволоку во многих местах.
— Они сделали это! — воскликнула Фло. — Как прекрасно!
— Но как им это удалось? Думаю, это могло бы вас утешить! — сказала Николь.
Фло рассмеялась:
— Видите ли, моя дорогая Николь, они приняли это всерьез! Это ли не доказательство их благородства, не так ли? Они не пожимали плечами и не отмахивались от всего этого как от скучной истории!
Николь медленно краснела.
— Говорили о каком-то зачете. Возможно ли, что они в самом деле сдают зачет? Обыкновенному учителю гимнастики? А он не справился с этим, и случилось так, что пошел и… о боже! Что оставалось делать?
Анри ответил весьма кратко:
— Влезть в петлю. Чтобы стать штатным преподавателем школы гимнастики.
— А он не мог этого сделать?
— Нет. Он пытался ежегодно…
— Он пошел и повесился. На веревке? Он был старый? Или слишком толстый?
Фло поднялась из-за стола:
— Он был единственным человеком, который что-то попытался сделать. И он хотел этого так сильно, что смог умереть за это. И никто ему не помог!
Николь была уже по-настоящему взволнована, она выдавила из себя:
— Ему, вероятно, пришлось карабкаться наверх самому!
— Николь, — предупредил ее Анри. Некоторое время было тихо, слышался лишь шум автомобилей, проезжавших за стенами дома.
— Флоренс, — сказала Николь, — я понимаю, вы пережили неприятные минуты, я понимаю вас прекрасно, абсолютно! Но неужели его так утешило бы теперь, если бы вы написали свое имя на его листе? Вы только подумайте!
— Не знаю. Возможно, в утешении нуждаюсь я… Но я не слушала его. Он что-то говорил о том, что мы несчастны и даже не знаем об этом, стало быть, ничего лучше уже быть не могло… Неужели все так просто, Анри? Так просто? Это имело отношение к природе?
