— Вашим первым уроком, — объявил учитель, — будет история. Мне не терпится с вами познакомиться, поэтому мы начнем с простого опроса, чтобы выяснить, как много вы уже выучили — или, наоборот, как мало. Сколько жен было у Генриха Восьмого?
Несколько рук взлетело в воздух.
— Эбботт, — произнес мистер Фробишер, сверившись со списком, лежавшим перед ним на столе и указав на мальчика в первом ряду.
— Шесть, сэр, — последовал немедленный ответ.
— Хорошо, но может ли кто-нибудь их перечислить?
Поднялось уже куда меньше рук.
— Клифтон?
— Екатерина Арагонская, Анна Болейн, Джейн Сеймур, потом еще одна Анна, кажется, — назвал тот и умолк.
— Анна Клевская. Может кто-нибудь назвать двух оставшихся?
Лишь одна рука осталась в воздухе.
— Дикинс, — вызвал Фробишер, опять ткнувшись носом в список.
— Екатерина Говард и Екатерина Парр. Анна Клевская и Екатерина Парр пережили Генриха.
— Очень хорошо, Дикинс. Теперь давайте переведем часы на пару веков вперед. Кто командовал нашим флотом в Трафальгарском сражении?
Взлетели все руки.
— Мэтьюс, — выбрал учитель, кивнув особенно настойчивому из тянувших руку.
— Нельсон, сэр.
— Верно. А кто был премьер-министром в то время?
— Герцог Веллингтон, сэр, — ответил Мэтьюс уже не так уверенно.
— Нет, — возразил мистер Фробишер, — Веллингтон им не был, хоть он и был современником Нельсона.
Он обвел взглядом класс, но только руки Клифтона и Дикинса еще оставались подняты.
— Дикинс.
— Питт Младший, с тысяча семьсот восемьдесят третьего по тысяча восемьсот первый и с тысяча восемьсот четвертого по тысяча восемьсот шестой.
— Правильно, Дикинс. А когда был премьер-министром Железный герцог?
[15]
— С тысяча восемьсот двадцать восьмого по тысяча восемьсот тридцатый и еще раз в тысяча восемьсот тридцать четвертом году, — ответил Дикинс.
— А может ли кто-нибудь мне назвать самую знаменитую его победу?
В первый раз в воздух взлетела рука Баррингтона.
— Ватерлоо, сэр! — выкрикнул он, пока мистер Фробишер не успел выбрать кого-нибудь другого.
— Да, Баррингтон. А кого Веллингтон разбил при Ватерлоо?
Баррингтон промолчал.
— Наполеона, — шепнул Гарри.
— Наполеона, сэр, — уверенно повторил Баррингтон.
— Верно, Клифтон, — улыбнувшись, подтвердил Фробишер. — А Наполеон тоже был герцогом?
— Нет, сэр, — отозвался Дикинс, не увидев ни одного желающего ответить. — Он основал первую Французскую империю и провозгласил себя императором.
Мистера Фробишера не удивили ответы Дикинса, как-никак, а он заслужил открытую стипендию
[16]
, но познания Клифтона его впечатлили. Ведь тот поступил в школу как хорист, а за годы работы преподаватель убедился, что одаренные певчие, равно как и талантливые спортсмены, редко блистают вне своей области. Клифтон уже показал себя исключением из этого правила. Мистеру Фробишеру хотелось бы знать, кто учил мальчика прежде.
— Следующим уроком у вас будет география с мистером Хендерсоном, — объявил он, когда прозвенел колокол, отмечая конец урока, — а он не любит, если его заставляют ждать. Советую вам за время перемены найти его класс и рассесться по местам задолго до того, как он войдет в помещение.
Гарри решил держаться Джайлза, который, похоже, точно знал, где что находится. Пока они вдвоем пересекали школьный двор, он заметил, что некоторые ребята понижали голос, когда они проходили мимо, а кое-кто даже повернулся и открыто уставился на него.
Благодаря бессчетным субботним утрам, проведенным со Смоленым, Гарри не сдал позиций на уроке географии, но на математике, последнем утреннем занятии, Дикинс далеко превзошел всех товарищей, и даже учитель не мог позволить себе расслабиться.
Когда они втроем уселись обедать, Гарри кожей ощутил взгляды доброй сотни глаз, следивших за каждым его движением. Он притворился, будто не замечает их, и принялся повторять за Джайлзом все, что тот делал.
— Приятно знать, что и я могу тебя чему-то научить, — заметил тот, чистя ножом яблоко.
Гарри понравился его первый урок химии, состоявшийся после обеда, особенно когда учитель разрешил ему зажечь бунзеновскую горелку. Но ему не удалось отличиться на природоведении, последнем уроке дня, поскольку у него единственного при доме не было сада.
Когда прозвонил последний колокол, остальные ученики отправились играть в футбол, а Гарри явился в капеллу на первую репетицию хора. И снова он заметил, что все на него глядят, хотя на сей раз по более уместной причине.
Но стоило ему выйти из капеллы, как со всех сторон посыпались все те же приглушенные насмешки от ребят, возвращавшихся с игрового поля.
— А это, случаем, не наш уличный попрошайка? — спросил один.
— Какая жалость, у него даже собственной зубной щетки нет, — заметил другой.
— Мне рассказали, что он ночует в порту, — поделился третий.
Дикинса и Баррингтона нигде не было видно, и Гарри поспешил обратно в свой корпус, избегая по пути любых мальчишеских компаний.
За ужином на него глазели уже не так открыто, но только из-за Джайлза, который ясно дал понять всем, кто его слышал, что дружит с Гарри. Но и он ничем не смог помочь, когда они все поднялись в спальню после подготовки к завтрашним урокам и обнаружили Фишера, стоявшего у дверей и явно намечавшего себе жертву.
— Прошу прощения за запах, джентльмены, — громко объявил староста, когда мальчики начали раздеваться, — но один из вас прибыл из дома, где нет ванны.
Кое-кто из мальчиков хихикнул, надеясь угодить Фишеру. Гарри пропустил их смешки мимо ушей.
— И кстати, не только ванны — у этого беспризорника даже отца нет.
— Мой отец был хорошим человеком, он сражался за свою страну на войне, — с гордостью возразил Гарри.
— А с чего это ты решил, что я о тебе говорю, Клифтон? — поинтересовался Фишер. — Разве что ты и есть тот самый тип, у которого мамаша работает… — Он выразительно помолчал. — Официантшей в отеле.
— Официанткой, — поправил его Гарри.
Фишер взялся за тапок.
— Не хами, Клифтон! — гневно потребовал он. — Нагнись и упрись руками в кровать.
Мальчик повиновался, и Фишер шесть раз ударил его подошвой с такой свирепостью, что Джайлз был вынужден отвернуться. Гарри забрался в постель, изо всех сил сдерживая слезы.
