Книга Зверобой, страница 117. Автор книги Джеймс Фенимор Купер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зверобой»

Cтраница 117

— Правильно, минг, все правильно, как в Евангелии, — ответил простодушный охотник. — Ты сказал, а я понял не только твои слова, но и твои затаенные мысли. Смею сказать вам, что воин по имени Рысь был настоящий храбрец, достойный вашей дружбы и уважения, но я чувствую себя достойным составить ему компанию даже без паспорта, полученного из ваших рук. Тем не менее вот я здесь и готов подвергнуться суду вашего совета, если, впрочем, все это дело не решено гораздо раньше, чем я успел вернуться обратно.

— Наши старики не станут рассуждать в совете о бледнолицем, пока снова не увидят его в своей среде, — ответил Расщепленный Дуб, несколько иронически оглядываясь по сторонам. — Они полагают, что это значило бы говорить о ветрах, которые дуют куда им угодно и возвращаются только тогда, когда сочтут это нужным. Лишь один голос прозвучал в твою защиту, Зверобой, и он остался одиноким, как песнь королька, чья подруга подбита соколом.

— Благодарю за этот голос, кому бы он ни принадлежал, минг, и скажу, что это был настолько же правдивый голос, насколько все другие были лживы. Для бледнолицего, если он честен, отпуск такая же святая вещь, как и для краснокожего. И если бы даже это было иначе, я все равно никогда не опозорил бы делаваров, среди которых, можно сказать, я получил все мое образование. Впрочем, всякие слова теперь бесполезны. Вот я, делайте со мной что хотите.

Расщепленный Дуб одобрительно кивнул головой, и затем вожди начали совещаться. Как только совещание кончилось, от вооруженной группы отделились трое или четверо молодых людей и разбрелись в разные стороны. После этого пленнику объявили, что он может свободно разгуливать по всей косе, пока совет не решит его судьбу. В этом кажущемся великодушии было, однако, меньше истинного доверия, чем можно предположить на первый взгляд: упомянутые выше молодые люди уже выстроились в линию поперек косы, в том месте, где она соединялась с берегом, а о том, чтобы бежать в каком-нибудь другом направлении, не могло быть и речи. Даже челнок отвели и поставили за линией часовых в безопасном месте. Эти предосторожности объяснялись не отсутствием доверия, но тем обстоятельством, что пленник, сдержав свое слово, больше ничем не был связан, и если бы теперь ему удалось убежать от своих врагов, это считалось бы славным и достойным всяческой похвалы подвигом. В самом деле, дикари проводят такие тонкие различия в вопросах этого рода, что часто предоставляют своим жертвам возможность избежать пыток, полагая, что для преследователей почти так же почетно снова нагнать или перехитрить беглеца, когда все силы его возрастают под влиянием смертельной опасности, как и для преследуемого ускользнуть, в то время как за ним наблюдают так зорко.

Зверобой отлично знал это и решил воспользоваться первым удобным случаем. Если бы он теперь увидел какую-нибудь лазейку, он устремился бы туда, не теряя ни минуты. Но положение казалось совершенно безнадежным. Он заметил линию часовых и понимал, как трудно прорваться сквозь нее, не имея оружия. Броситься в озеро было бы бесполезно, так как в челноке враги легко настигли бы его; не будь этого, ему ничего не стоило добраться до «замка» вплавь. Прогуливаясь взад и вперед по косе, он тщательно искал места, где можно было бы спрятаться. Но открытый характер местности, ее размеры и сотни бдительных глаз, устремленных на него, хотя смотревшие и притворялись, будто совсем не обращают на него внимания, заранее обрекали на неудачу любую такую попытку. Стыд и боязнь неудачи не смущали Зверобоя, который считал до некоторой степени долгом чести рассуждать и действовать, как подобает благородному человеку, и который в то же время твердо решил сделать все возможное для спасения своей жизни. Все же он колебался, хорошо понимая, что, прежде чем идти на такой риск, следует взвесить все шансы на успех.

Тем временем дела в лагере шли, по-видимому, своим обычным порядком. В стороне совещались вожди. На совете они разрешили присутствовать Сумахе, потому что она имела право быть выслушанной как вдова павшего воина. Молодые люди лениво бродили взад и вперед, с истинно индейским терпением ожидая результата, тогда как женщины готовились к пиру, которым должно было быть отпраздновано окончание этого дела, — все равно, окажется ли оно счастливым или несчастливым для нашего героя. Никто не выказывал ни малейших признаков волнения, и если бы не чрезвычайная бдительность часовых, посторонний наблюдатель не заметил бы ничего, указывающего на действительное положение вещей. Две или три старухи перешептывались о чем-то, и, судя по их хмурым взглядам и гневным жестам, это не сулило Зверобою ничего хорошего. Но в группе индейских девушек, очевидно, преобладали совсем другие чувства: исподтишка бросаемые взгляды выражали жалость и сочувствие. Так прошел целый час.

Часто труднее всего переносить ожидание. Когда Зверобой высадился на берег, он думал, что через несколько минут его подвергнут пыткам, изобретенным индейской мстительностью, и готовился мужественно встретить свою участь. Но отсрочка оказалась более мучительной, чем непосредственная близость страдания, и предполагаемая жертва уже начала серьезно помышлять о какой-нибудь отчаянной попытке к бегству, лишь бы положить конец этой тревожной неопределенности, когда его внезапно пригласили снова предстать перед судьями, которые опять уселись в прежнем порядке.

— Убийца Оленей, — начал Расщепленный Дуб, лишь только пленник вновь появился перед ним, — наши старики выслушали мудрое слово; они теперь готовы говорить. Ты — потомок людей, которые приплыли сюда со стороны восходящего солнца, мы — дети заходящего солнца. Мы обращаем наши лица к Великим Сладким Озерам [74] , когда хотим поглядеть в сторону наших деревень. Быть может, на восходе лежит мудрая, изобилующая всеми богатствами страна, но страна на закате тоже очень приятна. Мы больше любим глядеть в эту сторону. Когда смотрим на восток, нас охватывает страх: челнок за челноком привозит сюда все больше и больше людей по следам солнца, как будто страна ваша переполнена и жители ее льются через край. Красных людей осталось уже мало, они нуждаются в помощи. Одна из наших лучших хижин опустела — хозяин ее умер. Много времени пройдет, прежде чем сын его вырастет настолько, чтобы сидеть на его месте. Вот его вдова, она нуждается в дичи, чтобы кормиться и кормить своих детей, ибо сыновья ее еще похожи на молодых реполовов, не успевших покинуть гнездо. Твоя рука повергла ее в эту страшную беду. На тебе лежат обязанности двоякого рода: одни по отношению к Рыси, другие — по отношению к детям. Скальп за скальп, жизнь за жизнь, кровь за кровь — таков один закон; но другой закон повелевает кормить детей. Мы знаем тебя, Убийца Оленей. Ты честен; когда ты говоришь слово, на него можно положиться. У тебя только один язык, он не раздвоен, как у змеи. Твоя голова никогда не прячется в траве, все могут видеть ее. Что ты говоришь, то и делаешь. Ты справедлив. Когда ты обидишь кого-нибудь, то спешишь вознаградить обиженного. Вот Сумаха: она осталась одна в своей хижине, и дети ее плачут, требуя пищи; вот ружье; оно заряжено и готово к выстрелу. Возьми ружье, ступай в лес и убей оленя; принеси мясо и положи его перед вдовою Рыси; накорми ее детей и стань ее мужем. После этого сердце твое перестанет быть делаварским и станет гуронским; уши Сумахи больше не услышат детского плача; мой народ снова найдет потерянного воина.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация