Когда эти страшные вопросы были переведены Гетти, она совсем расстроилась. Люди гораздо более хитрые, чем эта бедная девушка, не раз становились в тупик перед подобными возражениями, и нечего удивляться, что при своей искренности и серьезности она не знала, что ответить.
— Ну что я ему скажу? — пролепетала она умоляюще. — Я знаю, что все прочитанное мной из этой книги правда, и, однако, этому нельзя поверить, если судить по действиям тех людей, которым была дана книга.
— Таков уж разум у бледнолицых, — возразила Уа-та-Уа иронически, — что хорошо для одной стороны, может быть плохо для другой.
— Нет, нет, Уа-та-Уа, не существует двух истин, как это ни странно. Я уверена, что прочитала правильно, и кто может быть так зол, чтобы исказить божье слово! Этого никогда не бывает.
— Бедной индейской девушке кажется, что у белых всяко бывает, — ответила Уа-та-Уа. — Про одну и ту же вещь иной раз они говорят, что она белая, а иной раз — что черная. Почему же никогда не бывает?
Гетти все более и более смущалась. Наконец, испугавшись, что жизнь ее отца и Непоседы подвергнется опасности вследствие какой-то ошибки, совершенной ею, Гетти залилась слезами. Ирония и холодное равнодушие делаварки исчезли в один миг. Снова превратившись в нежную подругу, она крепко обняла огорченную девушку и постаралась утешить ее.
— Перестань плакать, не плачь, — сказала она, вытирая слезы с лица Гетти, словно у маленького ребенка, и прижимая ее к своей горячей груди. — Ну, о чем горевать! Не ты написала эту книгу, и не ты виновата, что бледнолицые злы. Есть злые краснокожие, есть злые белые. Не в цвете все добро, и не в цвете все зло. Вожди хорошо знают это.
Гетти скоро оправилась, и мысли ее снова вернулись к главной цели ее посещения. Увидев, что вокруг нее по-прежнему стоят сумрачные вожди, девушка снова попыталась убедить их.
— Слушай, Уа-та-Уа, — сказала она, сдерживая свои рыдания и стараясь говорить внятно, — скажи вождям, что нам нет дела до того, как поступают дурные люди; слова Великого духа — это слова Великого духа, и никто не смеет поступать дурно только потому, что другой человек раньше его тоже поступил дурно. «Воздай добром за зло», говорит книга, и это закон для красного человека, так же как и для белого человека.
— Ни у делаваров, ни у ирокезов никто не слыхал о подобном законе, — ответила Уа-та-Уа, стараясь ее утешить. — Не стоит говорить о нем вождям. Скажи им что-нибудь такое, чему они могут поверить.
Впрочем, делаварка хотела было уже переводить, когда прикосновение пальцев старого вождя заставило ее обернуться. Тут она заметила, что один из воинов, незадолго перед тем отделившийся от кружка, возвращается в сопровождении Хаттера и Непоседы. Поняв, что их тоже подвергнут допросу, она смолкла с обычной безропотной покорностью индейской женщины. Несколько секунд спустя пленники уже стояли лицом к лицу с вождями племени.
— Дочь, — сказал старший вождь, обращаясь к молоденькой делаварке, — спроси у Седой Бороды, зачем он пришел в наш лагерь.
Уа-та-Уа задала этот вопрос на ломаном английском языке, но все-таки достаточно понятно. Хаттер был по натуре слишком крут и упрям, чтобы уклоняться от ответственности за свои поступки. Кроме того, хорошо зная взгляды дикарей, он понимал, что ничего не добьется от них изворотливостью или малодушной боязнью их гнева. Итак, не колеблясь, он признался во всем, сославшись в оправдание лишь на высокие премии, обещанные начальством за скальпы. Это чистосердечное заявление встречено было ирокезами с явным удовольствием, вызванным, впрочем, не столько моральным преимуществом, которое они таким образом получили, сколько доказательством, что им удалось взять в плен человека, способного возбудить их интерес и достойного стать жертвой их мстительности. Непоседа, допрошенный в свою очередь, также во всем покаялся. При других обстоятельствах он прибегнул бы к каким-нибудь уверткам скорее, чем его более серьезный товарищ, но, понимая, что всякое запирательство теперь бесполезно, волей-неволей последовал примеру Хаттера.
Выслушав их ответы, вожди молча удалились, считая для себя дело решенным.
Гетти и делаварка остались теперь наедине с Хаттером и Непоседой. Никто, по-видимому, не стерег их, хотя в действительности все четверо находились под бдительным и непрерывным надзором. Индейцы заранее приняли необходимые меры, чтобы помешать мужчинам завладеть ружьями, находившимися неподалеку, и этим как будто все ограничилось. Но оба пленника, хорошо зная индейские обычаи, понимали, как велика разница между видимостью и действительностью. Не переставая думать о бегстве, они понимали бесполезность любой необдуманной попытки. И Хаттер и Непоседа пробыли в лагере достаточно долго и были достаточно наблюдательны, чтобы заметить, что Уа-та-Уа тоже пленница. Поэтому Хаттер говорил в ее присутствии гораздо откровеннее, чем в присутствии других индейцев.
— Я не браню тебя, Гетти, за то, что ты пришла сюда, намерения у тебя были хорошие, хотя и не совсем разумные, — начал отец, сев рядом с дочерью и взяв ее за руку. — Но проповедью и Библией не своротишь индейца с его пути. Дал тебе Зверобой какое-нибудь поручение к нам? Есть ли у него какой-нибудь план, чтобы освободить нас?
— В этом все дело, — вмешался Непоседа. — Если ты поможешь нам, девушка, отойти хоть на полмили, хоть на четверть мили от лагеря, я ручаюсь за остальное. Быть может, старику потребуется немножко больше, но для человека моего роста и моих лет этого вполне достаточно.
Гетти печально поглядывала то на одного, то на другого, но не могла ответить на вопрос беспечного Непоседы.
— Отец, — сказала она, — ни Зверобой, ни Юдифь ничего не знали о моем уходе, пока я не покинула ковчег. Они боятся, что ирокезы построят плот и подплывут к «замку», поэтому они больше думают о защите, чем о том, как помочь вам.
— Нет, нет, нет! — торопливо, но вполголоса сказала Уа-та-Уа, опустив лицо к земле, чтобы наблюдавшие исподтишка индейцы не заметили движения ее губ. — Нет, нет, нет, Зверобой не такой человек! Он не думает только о собственной защите, когда его друг в опасности. Хочет помочь другу и всех собрать в хижине.
— Это звучит недурно, старый Том, — вполголоса сказал Непоседа, смеясь и подмигивая. — Дай мне в друзья сообразительную сквау, и я справлюсь с самим дьяволом, не говоря уже об ирокезах.
— Не говори громко, — сказала Уа-та-Уа, — некоторые ирокезы знают язык ингизов и почти все его понимают.
— Значит, ты наш друг, молодка? — спросил Хаттер с внезапно пробудившимся интересом. — Если так, то можешь рассчитывать на хорошую награду. И нет ничего легче, как отправить тебя обратно к твоему племени, если только нам с тобой удастся добраться до замка. Верни нам ковчег и челноки, и мы будем владеть озером, назло дикарям всей Канады. Нас оттуда можно выбить только артиллерией.
— А если вы снова сойдете на берег за скальпами? — ответила Уа-та-Уа с холодной иронией, которая, видимо, была ей свойственна в большей степени, чем многим представительницам ее пола.
