— Ну-ну, ведь это была ошибка. Немного толку в жалобах и еще того меньше в насмешках.
— Отец, — сказала Гетти, — Юдифь думает вскрыть большой сундук; она надеется отыскать там вещи, в обмен за которые дикари отпустят вас на волю.
Мрачная тень пробежала по лицу Хаттера, и он пробормотал чуть слышно несколько слов, выражавших крайнее неудоволь ствие.
— А почему бы и не открыть сундук? — вмешалась Уа-та-Уа. — Жизнь дороже старого сундука. Скальпы дороже старого сундука. Если не позволишь дочке открыть его, Уа-та-Уа не поможет тебе убежать.
— Вы сами не знаете, о чем просите, глупые девчонки, а раз не знаете, то и не говорите… Мне не очень нравится равнодушие дикарей, Непоседа! Очевидно, они замышляют что-то серьезное. Если вы хотите что-нибудь предпринять, то надо делать это поскорее. Как ты думаешь, можно ли положиться на эту молодую женщину?
— Слушайте, — сказала Уа-та-Уа быстро и с серьезностью, доказывавшей, как искренни были ее чувства. — Уа-та-Уа не ирокезка, она делаварка, у нее делаварское сердце, делаварское чувство. Она тоже в плену. Один пленник помогает другому пленнику. Теперь не надо больше говорить. Дочка, оставайся с отцом. Уа-та-Уа пойдет искать друга, потом скажет, что надо делать.
Это было произнесено тихим голосом, но отчетливо и внушительно.
Затем девушка встала и спокойно направилась в отведенный ей шалаш, как бы потеряв всякий интерес к тому, что делали бледнолицые.
Глава XII
Отцом все время бредит, обвиняет
Весь свет во лжи, себя колотит в грудь.
Без основанья злится и лепечет
Бессмыслицу. В ее речах сумбур.
Но кто услышит, для того находка.
Шекспир. «Гамлет»
[48]
Мы оставили обитателей «замка» и ковчега погруженными в сон. Правда, раз или два в течение ночи то Зверобой, то делавар поднимались и осматривали неподвижное озеро, затем, увидев, что все в порядке, возвращались на свои тюфяки и вновь засыпали, как люди, не желающие даже при самых трудных обстоятельствах отказываться от своего права на отдых. Однако при первых проблесках зари белый охотник встал и начал готовиться к наступающему дню. Его товарищ, который за последние ночи спал лишь урывками, продолжал нежиться под одеялом, пока не взошло солнце. Юдифь в это утро также поднялась позднее обыкновенного, потому что долго не могла сомкнуть глаз. Но лишь только солнце взошло над восточными холмами, все трое были уже на ногах. В тамошних местах даже завзятые лентяи редко остаются в своих постелях после появления великого светила.
Чингачгук приводил в порядок свой лесной туалет, когда Зверобой вошел в каюту и протянул ему грубый, но удобный костюм, принадлежавший Хаттеру.
— Юдифь дала мне это для тебя, вождь, — сказал он, бросая куртку и штаны к ногам индейца. — С твоей стороны было бы неосторожно разгуливать здесь в боевом наряде и раскраске. Смой эти страшные узоры с твоих щек и надень эту одежду. Вот и шляпа, которая сделает тебя похожим на ужасно нецивилизованного представителя цивилизации, как говорят миссионеры. Вспомни, что Уа-та-Уа близко. А заботясь о девушке, мы не должны забывать и о других. Я знаю, тебе не по нутру носить одежду, скроенную не по вашей краснокожей моде. Но тут ничего не поделаешь: одевайся, если даже тебе будет немного противно.
Чингачгук поглядел на принесенный ему костюм с искренним отвращением, но понял, что переодеться полезно и, пожалуй, даже необходимо. Заметив, что в «замке» находится какой-то неизвестный краснокожий, ирокезы могли встревожиться, и это неизбежно должно было направить их подозрения на пленницу. Поскольку речь шла о его невесте, вождь готов был снести что угодно, кроме неудачи. Поэтому, иронически осмотрев различные принадлежности костюма, он последовал указаниям своего товарища и вскоре остался краснокожим только по цвету лица. Этого не стоило особенно опасаться, так как, не имея подзорной трубы, дикари с берега не могли как следует рассмотреть ковчег. Зверобой же так загорел, что лицо у него было, пожалуй, не менее красным, чем у его товарища могиканина. Делавар в новом наряде двигался так неуклюже, что не раз в течение дня вызывал улыбку на губах у своего друга.
Однако Зверобой не позволил себе ни одной из тех шуток, которые непременно послышались бы в компании белых людей при подобных обстоятельствах. Гордость вождя, достоинство воина, впервые ступавшего по тропе войны, и серьезность положения делали неуместным всякое балагурство.
Трое островитян — если можно так назвать наших друзей — сошлись за завтраком серьезные, молчаливые и задумчивые. По лицу Юдифи было видно, что она провела тревожную ночь, тогда как мужчины сосредоточенно размышляли о том, что их ждет в недалеком будущем. За завтраком Зверобой и девушка обменялись несколькими вежливыми замечаниями, но ни одним словом не обмолвились о своем положении. Наконец Юдифь не выдержала и высказала то, что занимало ее мысли в течение только что истекшей бессонной ночи.
— Будет ужасно, Зверобой, — внезапно воскликнула девушка, — если что-нибудь худое случится с моим отцом и Гетти! Пока они в руках у ирокезов, мы не можем спокойно сидеть здесь. Надо придумать какой-нибудь способ помочь им.
— Я готов, Юдифь, служить им, да и всем вообще, кто попал в скверное положение, если только мне укажут, как это сделать. Оказаться в лапах у краснокожих — не шутка, особенно если люди сошли на берег по такому делу, как старый Хаттер и Непоседа. Я это отлично понимаю и не пожелал бы попасть в такую переделку моему злейшему врагу, не говоря уже о тех, с кем я путешествовал, ел и спал. Есть у вас какой-нибудь план, который я и Змей могли бы выполнить?
— Я не знаю других способов освободить пленников, кроме подкупа ирокезов. Они не устоят перед подарками, а мы можем предложить им столько, что они, наверное, предпочтут удалиться с богатыми дарами взамен двух бедных пленников, если им вообще удастся увести их.
— Это было бы неплохо, Юдифь, да, это было бы неплохо. Только бы у нас нашлось достаточно вещей для обмена. У вашего отца удобный и удачно расположенный дом, хотя с первого взгляда никак не скажешь, что в нем достаточно богатств для выкупа. Есть, впрочем, ружье, «оленебой»… оно может нам пригодиться; кроме того, как я слышал, здесь имеется бочонок пороха. Однако двух взрослых мужчин не выменяешь на безделицу, и кроме того…
— И кроме того что? — нетерпеливо спросила Юдифь, заметив, что собеседник не решается продолжать, вероятно, из боязни огорчить ее.
— Дело в том, Юдифь, что французы выплачивают премии, так же как и наши, и на деньги, вырученные за два скальпа, можно купить бочонок пороха и ружье, хотя, пожалуй, не такое меткое, как «оленебой», но все-таки бочонок хорошего пороха и довольно изрядное ружье. А индейцы не слишком разбираются в огнестрельном оружии и не всегда понимают разницу между сутью и видимостью.
— Это ужасно… — прошептала девушка, подавленная простотой, с которой ее собеседник привык говорить о происходящих событиях. — Но вы забываете о моих платьях, Зверобой. А они, я думаю, могут соблазнить ирокезских женщин.
